И не здесь.

И поэтому… Стоило ли об этом думать? Был ли смысл укладывать в постель чужие распри, чужие амбиции и чужую войну?

Никакого смысла! Никакого смысла, твою мать, никогда не было и не будет!

Теперь был только один смысл — угадав близкие конвульсии предоргазменного жара, развернуться друг к другу только для того, чтобы соединиться вновь!

Губами. Руками. Телами и жизнями.

Чтобы взорваться потом, истечь горячими, тугими струями и не вздохнуть…

Не мочь ничего выдохнуть, кроме:

— Люблю тебя.

Одновременно, вместе с последним вздохом ушедшего лета и новым выдохом начавшегося дождя.

И испугаться: