Женщина отвернулась к окну и зябко поежилась. Эйдан некоторое время смотрел на прямую спину вдовы, после поднялся на ноги, подошел к ней и накрыл плечи ладонями. Ливиана откинула голову назад, прижалась затылком к груди старшего инквизитора и накрыла его пальцы своими ладонями. Виллор оторвал взгляд от волос вдовы, поднял его и встретился с ее взглядом в оконном отражении. Женщина взора не отвела.

Они сильно сблизились за это путешествие, как не смогли бы сблизиться в иных обстоятельствах. Порой Эйдану казалось, что он знаком с госпожой Ассель всю свою жизнь, и столько же живет с ней бок о бок. Ему до того было уютно рядом с Ливианой, что даже придорожные гостиницы и постоялые дворы, где останавливался Логхерт с отрядом, а следом инквизитор с вдовой, казались родным домом. Им приходилось делить ванную комнату, если таковая имелась, уборную, спать в одной комнате – всё это быстро лишило стеснительности и неловкости. Впрочем, Эйдан привык к разным условиям, в которые попадал во время своих рейдов, а вот Ливиане пришлось преодолевать себя.

Когда они ехали к дому Виллора, инквизитор брал номера в приличных гостиницах, где им не приходилось соприкасаться столь тесно, теперь условия изменились. Ливиана некоторое время вела себя скованно, ждала, когда ее сосед по комнате выйдет или заснет, и Эйдан быстро научился определять, когда женщина начинала нервничать из-за его присутствия. Поначалу он выходил сам, затем предложил ей не мучиться и говорить сразу, если хочет остаться одна. Госпожа Ассель вспыхнула, кажется, приготовилась ответить колкостью, но выдохнула и кивнула головой. С тех пор ей оставалось лишь сказать: «Эйдан, а не прогуляться ли вам?» – как он покидал номер, выжидал некоторое время, а после, предварительно постучав и получив разрешение войти, возвращался. Так стало комфортней обоим. Ливиана не мучилась от неловкости, шейд не ловил на себе ее раздраженные взгляды.

Спали, разумеется, порознь. Вдова на единственной кровати, инквизитор, подстелив себе покрывало и прихватив одну подушку, ложился поближе к горячей трубе, поднимавшейся от очага внизу. Эйдан порой подолгу лежал с открытыми глазами, глядя в темноту, и слушал ровное сопение соседки по комнате. Что он чувствовал в этот момент? Покой и умиротворение. А еще злость, что Ливиана вынуждена проводить ночи в дешевых гостиницах, оторванная от своего сына. Когда-то он хотел заботиться о ней, теперь спасал жизнь. Это было совсем не то, о чем он грезил. Вынужденная действительность не походила ни на тихие вечера, наполненные негой, ни на страстные ночи, ни на счастливые дни. Виллору хотелось подарить госпоже Ассель уверенность в завтрашнем дне, стать той самой твердыней, которую она в нем чувствовала, но выходило, что невольно подверг опасности, и дать гарантию, что всё закончится хорошо, не мог. Однако одно знал точно, что сделает всё, чтобы исход дела был благополучным для женщины и годовалого малыша.