Светлый фон

Настроение хорошее, прическа – еще лучше, поэтому и одежду я выбрала поинтереснее. Не безликий костюм неопределенного цвета, а синий приталенный жакет и классические брючки плюс лодочки на невысоком каблучке.

Через полчаса я выехала на своем «фите» на работу, не хотелось опаздывать, чтобы нагоняй не получить.

Глава 3

Глава 3

Светофор. Осталось проехать последний жилой квартал, дальше начнется промзона: цеха и офисное здание мебельной фабрики – путь, за три года изученный досконально. Горел красный, и я лениво наблюдала за прохожими, пока не обратила внимание на витрину одного из мелких магазинчиков, каких в Усть-Лиме множество. За стеклом ощерилось в посмертном оскале чучело волчицы, кажется, уставившейся именно на меня, в самую душу заглядывающей блестящими, искусно сделанными глазами. Я содрогнулась и зажмурилась: только не вспоминать! Но как забудешь?

Дед и бабушка не любили говорить об особенностях полукровок, но признавали: неведение тоже до хорошего не доведет и от опасности не избавит. Помимо того, что дети от связи оборотня и человека рождались редко, хотя их, вполне возможно, гораздо больше, но кому захочется афишировать подобное. Все известные полукровки были наделены даром, только жизнь у них оказалась короткой – их способности использовали многие сильные мира сего, в столкновениях которых часто погибали подобные мне, по меркам оборотней, слабые, хрупкие, медленно развивающиеся и взрослеющие особи.

Мария, моя мама, как однажды высказалась бабушка, была непутевая. Что-то, таившееся глубоко внутри нее, тянуло в неизведанное: в тайгу, на прииски, в ночной клуб или забегаловку, заставляя искать приключений, утолять одиночество среди мужчин совсем неподходящих – недобрых, ненужных, пустых. Однажды Мария вернулась домой и заявила, что беременна. Потом на свет появилась я. Кто отец, мама не призналась. Аня как-то буркнула, что, возможно, она и сама не знала.

Материнских чувств у нее хватило лишь на пять лет, а потом она снова сорвалась в «поиск» и пропала. Спустя месяц один из егерей, знакомых с Владом, с сожалением сообщил, что видел нашу ручную волчицу – мама не затрудняла себя, и соседи часто видели ее во втором облике, но принимали за одомашненного зверя, которого мы якобы выходили. И вот тогда в нашу семью пришло горе.

Влад ушел на три дня, а когда вернулся, выглядел ужасно – землисто-серый, с потухшими карими глазами, убитый горем. Той ночью мы стояли у огромного погребального костра, поедавшего новенькое чучело черной волчицы, облик которой был родным и знакомым до боли, и промокший темный мешок, распространявший острый запах крови и несвежего сырого мяса. Наша маленькая семья стала еще меньше.