— Ниче удивительного. — Герцог — голубокровный до мозга костей. Ему никогда не понять: Блейд хотел лишь, чтобы его оставили в покое и дали возможность быть с семьей… и с Онорией.
Все еще не уверенный, как воспринимать заявление господина, Бэрронс взглянул на собеседников:
— Мне нужно кое в чем признаться. Но я скажу тебе. Только тебе. — Он посмотрел в глаза Блейду.
Онория застыла, но Блейд поднял руку, предостерегая ее от возражений:
— Подожди мя в комнате.
— Не думай, будто можешь приказывать мне, как одной из своих… своих…
— Трэлей? — продолжил Блейд, слегка приподняв бровь.
Щеки Онории залил румянец, но он не собирался так просто отпускать ее с крючка. Им нужно поговорить. Прошлая ночь многое изменила, но было очевидно, что без разговора все же не обойтись.
Блейд почувствовал, как Онория вновь воздвигает вокруг себя защитные стены. Черт, теперь, после слов Бэрронса, господин понял, почему она так поступала. Ее собственному брату было на нее начхать.
Блейд успокаивающе нежно погладил Онорию по спине, наклонился и прошептал ей на ушко:
— Пожалста.
Небольшая уступка ради гордости Онории. Ей тоже придется научиться уступать, но сейчас он готов был сделать первый шаг.
Взгляд Онории потеплел, ладонь робко коснулась его запястья. Блейд почти видел, как мысли мелькают в этих невероятных карих глазах. С ней никогда не будет легко, но он вдруг осознал, что это ему даже нравится. Мужчине быстро наскучит женщина, которая никогда не бросает вызов. Онория навсегда останется для него загадкой.
— Я тебя подожду, — тихо произнесла она.
Блейд легко поцеловал Онор, сильно удивив ее.
— Спасибо.
Она отвернулась и направилась к двери, однако что-то все же остановило ее от ухода вот так, без прощания с братом.
— Будь осторожен. Я знаю, отец никогда не признал бы тебя как сына, но ты был глупцом, считая, что я не раскрою тебе свои объятия. Если бы ты только мне позволил.
Затем она вышла, оставив Бэрронса потрясенно смотреть ей вслед.