Рэйвен поднялся из-за стола, подошел к окну. Полуденное солнце заливало улицы, бесконечные вереницы людей сплошными потоками текли сквозь деловой центр, стягиваясь к своим муравейникам. Странная досада на самого себя занозой засела в груди. Его не покидала мысль, что он упустил что-то чертовски важное.

— 35 —

— 35 —

Майами, США. Июнь 2013 г.

События последней недели напомнили Беатрис о временах, когда каждый день мог стать последним. Беннинг постарался и напичкал её препаратами, чтобы держать в состоянии сомнамбулы. Придя в себя, первые полчаса она не могла сосредоточиться ни на единой связной мысли.

Беатрис рассматривала потолок и пыталась поймать ускользающие обрывки воспоминаний о произошедшем. Спустя некоторое время у неё даже получилось. Последнее, что Беатрис помнила — как её волокли по подземным туннелям к вертолету, потом началась перестрелка, а следом в сознании возникал большой пробел, аккурат до настоящего момента.

Место, где она находилась сейчас, мало было похоже на клятый трижды исследовательский центр. Скорее на комнату в недешевом доме. На кровати могло бы уместиться человек пять, кресла и журнальный столик должно быть стоили целое состояние, равно как люстра, вазы, ковры и шторы, закрывавшие окна во всю стену.

Сиделка, появившаяся через какое-то время, сообщила, что Беатрис находится в Майами, что сама она должна находиться при ней круглосуточно и попросила не рассказывать о своей спонтанной отлучке работодателю. Буквально через пару минут на пороге нарисовался Ронни Халишер, и Беатрис сразу поняла, о ком речь. От вазы, запущенной в него, Ронни увернулся и уже из-за двери пообещал, что если она попытается сбежать до приезда Босса, дело будет иметь лично с ним.

Беатрис сбегать не собиралась, она хотела немного проредить дом Рэйвена на предмет бьющихся ценностей, когда тот появится в зоне досягаемости. Она так вдохновилась мыслью, что даже съела пару ложек свежего бульона и булочку, после чего провалилась в глубокий сон практически на четырнадцать часов, и открыла глаза только утром следующего дня.

Сиделка снова куда-то «экстренно» отлучилась. Поморщившись от боли в груди, Беатрис осторожно села на кровати. Авелин и Люк, сцепившиеся ни на жизнь, а на смерть, стоп-кадром застыли в мысленной проекции. Ни за что на свете Беатрис не хотела бы, чтобы это стало её последним воспоминанием о тех, кто был ей дорог. Сердце сжалось от боли и страха. Чем она только думала, когда согласилась перевести Люка в исследовательский центр Вальтера? Ей пришло на ум, чем именно, но цензурным вариант не был.