Полагаю, автором идеи размещения этой заметки в статье, больше похожей на некролог, стали чиновники нескольких министерств сразу. Им не хотелось наводить порядок в том хаосе, который неизбежно бы образовался без успокоительных строк интервью с неким господином Клои.

Об этой услуге я господина Менси не просила, но не сомневалась: он сам её окажет. Можно было сколько угодно уговаривать себя в том, что справедливость свершилась по законам Од. По законам Дийона доведение до самоубийства — уголовно наказуемое деяние. Мне оставалось надеяться лишь на то, что мне удалось совершить идеальное преступление, и никто и никогда не узнает о моей причастности к нему.

В тот же день, что вышла новость о кончине Менси я написала заявление на отпуск с последующим увольнением. Выражение, появившееся на лице моего начальника, когда до него дошёл смысл моего прошения, я не забуду никогда. Однако он его подписал и не задал ни одного вопроса.

ГЛАВА 9

ГЛАВА 9

Сегодня ночью мне приснился дядюшка Маркрэ. Он вопреки обыкновению хмурился, поджимал губы и качал головой. Все попытки вытянуть из него объяснение недовольству разбились о стену молчания, как волна о скалы во время прилива.

Проснувшись, я не смогла сомкнуть глаз. Если в сновидении я не понимала, чем расстроен родственник, то в состоянии бодрствования всё стало предельно ясно. Будь он жив и узнай, что я натворила, реакция с его стороны была такой же. Возможно, даже хуже.

Много лет назад папенька сумел связать чувство вседозволенности, пустившее корни в моей душе, с тем давним случаем, когда я стала свидетелем безнаказанности преступника. Пусть в глазах взрослых всё выглядело жестокой шуткой, жертвой которой стал мой кот, а в роли шутника выступил соседский мальчишка, инцидент привёл к определённым последствиям. Эти последствия папеньке и дядюшке пришлось устранять в течение нескольких лет. И вот всё вернулось к тому моменту, с которого началось.

Я слишком привыкла, что многие вещи, которые я себе позволяла на службе оставались незамеченными коллегами и начальством. Слишком увлеклась, поддавшись азарту. Слишком крепко в моём сознании засел девиз Академии. Справедливость — превыше всего. Этим можно оправдать многое.

А, возможно, я просто устала. Устала от того, что, даже зная, кто убийца или вор, вынуждена кропотливо собирать доказательства вины, строить из них несокрушимые стены, которые не смог бы сломать и Самюэль. Особенно мерзко становилось, когда все знали о виновности преступника, но начинали юлить, изворачиваться и угрожать. Наверное, поэтому я и поддалась порыву разрешить проблему с Обэ Амори и Жоржем Менси таким способом.