– Ох, шейд Эйдан…
– Идите, – едва не рявкнул инквизитор и стремительно удалился к деревьям.
Уже оттуда он наблюдал, как чета Толи встречает Ливиану с сыном и нянькой. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что он не зря столько внимания уделил месту, где будут проводить свой досуг няньки с детьми, пока их хозяева развлекаются. Но уже через мгновение всякие размышления покинули голову старшего инквизитора, и он позволил себе подсмотреть за вдовой. Бес его знает, печать ли руководила им, или же все-таки чувства были настоящими, но сердце отстукивало в груди бешеный ритм, и мужчина привалился к дереву, прижался щекой к шершавому стволу, и на губах его блуждала улыбка, свойственная лишь влюбленным.
Эйдан любовался женщиной: ее фигурой, прямой спиной, гордой посадкой головы, нежным профилем и даже тем, как ветер играет подолом легкого синего платья, сменившего сегодня траурный наряд. Виллор отмечал каждую мелочь, каждую деталь, и не мог заставить себя отвести горящего взора от госпожи Ассель. Ему нравилось в ней всё! И внутренняя сила, и достоинство, с которым держалась женщина, и то мягкое свечение, которое появлялось в глазах цвета темного янтаря, когда она смотрела на своего сына. В этим мгновение она казалась по-настоящему живой и естественной. Настоящей.
Эйдан столько раз любовался ею в эти мгновения… Оставаясь на расстоянии, он наблюдал за жизнью вдовы глазами своего зверя. Каждый день, в одно и то же время, когда Ливиана укладывала сына спать, Горт сидел напротив кроватки и неотрывно смотрел на то, как женщина улыбается мальчику, как что-то говорит ему, и как читает книгу со сказками, показывая ребенку красочные иллюстрации. Она читала ту самую книгу, что привез ей в качестве извинений случайный гость, которого толкнула на порог ее дома непогода. И когда Виллор сделал это открытие, он ощутил… сопричастность. Да, именно так – сопричастность к таинству чужой жизни, словно книга стала мостиком между ним и этой маленькой семьей.
И как же он мог сделать иной выбор? Как мог не стать защитой тому хрупкому маленькому миру, за которым украдкой подглядывал, даже через расстояние чувствуя его уют и тепло? К бесам печать! Это были его чувства! Его выбор и его боль, которую он оставлял только себе. Терпкая, с ноткой горчинки, но… упоительно сладкая мука. Она не изматывала душу, она согревала, оставляя надежду на то, что однажды… может быть… если Высшие Силы будут благосклонны… Да, несмотря на решение стать другом Ливиане Ассель, надежда на то, что в ее взоре однажды затеплится свет и для него, тлела в глубине очерствевшей души старшего инквизитора. Эйдан уже давно не лгал себе – он полюбил. Полюбил всем сердцем, безответно и беззаветно.