Грегор принимал почести заслуженно и светясь от гордости, отдавая, конечно, при этом вежливое должное тем, кто в самом деле сразился с архонтом. Айонас был мрачен и едва ли внимал досужим разговорам. Он шарил взглядом по зале, гудящей от праздника, в поисках одного человека. Но её нигде не было. И, не имея возможности просто сбежать выяснять, где она, и в чем дело, Диенар скрипел зубами.

Он заготовил для Альфстанны подарок. Он ведь помнил из рассказов Берена, что в день пленения она отдала Толгримму на расходы фамильный кинжал с инкрустацией и серьги-жемчужины. Клинок у него, Айонаса, на перевязи, конечно, не был фамильным оружием дома Стабальт, да и серьги за пазухой лежали попроще — он купил, что смог, в Галлоре перед самым пиршеством, чтобы просто не идти к Альфстанне с пустыми руками. Он пообещает ей, вручая, что потом обязательно, обязательно подарит что-то действительно её стоящее, скажет какую-нибудь романтическую штуковину — он придумает! — а пока… Пока нужно было её найти.

Батиар Стабальт наблюдал за Айонасом весь вечер, прекрасно понимая происходящее. Не выдержав метаний обретенного союзника, он встал из-за стола, сославшись на недомогание в ногах и покинул стол Диармайда. Ох, уж эти его колени!

Хромая, с костылем в руках август Стабальт добрался до комнаты, которую отвели Альфстанне — по соседству с его комнатой. Движением головы Батиар отослал пару стражников. Стучаться не стал и широким движением открыл дверь.

Альфстанна вздрогнула. Обернувшись, увидела отца. Нужно было бы встать, поприветствовать, но августа только кивнула.

— Ты, что ли, боишься на люди показаться? Он ищет тебя по всей зале, — сказал мужчина, углубляясь в комнату и присаживаясь на кровать.

Альфстанна несколько растерялась от такой прямоты. Она догадывалась (и точно знала от Толгримма с Береном), что отец имел какие-то разговоры с Айонасом, когда тот прибыл в их чертог. Но непосредственно с дочерью Батиар пока ничего не обсуждал.

— Отец… — начала она, сама не зная, что попытается спросить или противопоставить. Батиар жестом попросил помолчать.

— Альфстанна, у меня болят колени, а не глаза.

Альфстанна потупилась. Проклятье! Они с отцом никогда не говорили о личном. У августы непроизвольно сжались от волнения кулаки.

— Ты понимаешь, дочь, — продолжал низким, поскрипывающим голосом, — что Айонас Диенар не может быть ни моим зятем, ни отцом моих внуков?

— Если бы не понимала, уже бы давно носила первого, — выдохнула она.

Резко, — оценил Батиар. Но внятно. Стабальт встал, с усилием доковылял до стола, за которым, пялясь на себя в зеркало, сидела Альфстанна. Сел, чуть отставил локоть и перенес на него весь тела, распластываясь по столу в сторону.