Верно ведьма говорила, что бремя отнимет силы. Вот и не могла она ничего сделать, пока была беременна сыночком, а тут словно изнутри сила начала подниматься, возвращая вместе с собой и память на нужные заклятия. Захар открыл глаза, попытался улыбнуться, но лишь болезненно поморщился. Из рассеченной губы побежала струйка крови.
– Дмитрий Алексеич, что же ты дозволишь им при тебе миловаться? – Сашка-прихвостень вертелся тут же, преданно заглядывая хозяину в глаза.
– Дмитрий Алексеич, что же ты дозволишь им при тебе миловаться? – Сашка-прихвостень вертелся тут же, преданно заглядывая хозяину в глаза.
Граф ничего не ответил, но сделал знак мужикам, чтобы они оттащили Варю в сторону. Захар дернулся, но, распятый путами, только злобно рыкнул.
Граф ничего не ответил, но сделал знак мужикам, чтобы они оттащили Варю в сторону. Захар дернулся, но, распятый путами, только злобно рыкнул.
– Дмитрий, отпусти его, – Варя забилась, словно птичка, попавшая в силки, – он ни в чем не виноват. Ты ведь на меня злишься, вот и наказывай меня.
– Дмитрий, отпусти его, – Варя забилась, словно птичка, попавшая в силки, – он ни в чем не виноват. Ты ведь на меня злишься, вот и наказывай меня.
– Всему свое время, – спокойно ответил граф и достал из-за пояса блестящий пистолет. На бледном лице Воронцова заиграла безумная улыбка. – Мне было важно посмотреть на твое поведение, когда увидишь, как избивают это ничтожество. Знаешь, я до последнего думал, что все можно исправить. Прощения у тебя просил, унижался. Я ведь на самом деле тебя люблю, – он запнулся, – люблю? Теперь уже и не знаю.
– Всему свое время, – спокойно ответил граф и достал из-за пояса блестящий пистолет. На бледном лице Воронцова заиграла безумная улыбка. – Мне было важно посмотреть на твое поведение, когда увидишь, как избивают это ничтожество. Знаешь, я до последнего думал, что все можно исправить. Прощения у тебя просил, унижался. Я ведь на самом деле тебя люблю, – он запнулся, – люблю? Теперь уже и не знаю.
– Да что же ты с ними церемонишься, Дмитрий Алексеич? – снова вклинился Сашка. – Вон в речку их обоих, и дело с концом. Это же какой позор, невеста в день помолвки с другим миловалась. Что люди скажут?
– Да что же ты с ними церемонишься, Дмитрий Алексеич? – снова вклинился Сашка. – Вон в речку их обоих, и дело с концом. Это же какой позор, невеста в день помолвки с другим миловалась. Что люди скажут?
– Молчать!
– Молчать!
Граф подошел к вмиг притихшему слуге. Посмотрел ему в глаза, а потом влепил такую затрещину, что тот упал на землю, обиженно сопя и потирая ушибленную щеку.