И не верило до конца сердце глупое, бедное, и стояла она — тихая, бледная, не шелохнувшись, молча глотая соленые слезы, что медленно скользили по щекам: как часто в своих мечтах и своих снах она представляла, как он говорит ей подобные слова. За то, чтобы услышать их, она готова была отдать и всё своё богатство, и свою жизнь — а сейчас он говорит всё это, и момент этот был слаще любого самого прекрасного сна и долгожданнее исполнения самой заветной мечты:

— Марк, поднимись! Поднимись же! — Мей растерянно положила руки ему на плечи, побуждая его встать, — Что ты делаешь?

— То, что должен был сделать уже давно, — он поднялся с колен, сжимая в руках её дрожащую ладонь, поднеся к своим губам, и в его серебристо-серых глазах она увидела отражение своего лица.

— Нас могут увидеть, — так не кстати вспомнив, что дверь в комнату осталась не до конца заперта, взволнованно проговорила девушка, увидев, как сползла бретелька её сорочки, и он деликатно прикоснулся нежными губами к коже плеча:

— И пускай видят, — выдохнул он с заметным облегчением, — Мы и так слишком долго держали всё в себе.

— Всё чего бы я хотела сейчас — чтобы ты у меня был самым первым, — с горечью произнесла она, — Где же ты раньше был? Где была раньше я?

— Говорят, что по любви — каждый раз, как первый, — прошептал он девушке в ухо, откинув ей волосы на спину, проведя рукой по манящим изгибам её тела, невольно попадая в такт её, такого же неровного, дыхания и не боясь уже собственных нахлынувших чувств, — И это правда, теперь я знаю точно.

— Похоже, завтрак мы пропускаем? — Мей прищурила глаза, крепче прижимаясь к нему.

— Если захочешь, то я могу потом спуститься на кухню и принести нам завтрак в комнату, — под его пальцами неспешно сползла и вторая бретель, и он ощутил под ними гладкость и тепло её кожи, но, это уже ни чуть не смутило её.

— Именно, позже, — она закрыла ему рот поцелуем, — Сейчас я хочу другого. Ты сам меня завел, так что будь готов к последствиям, а всё остальное — подождет. Бессонница ты моя, и это — навсегда, дай мне руку свою — и я счастливым сделаю тебя, — и повторять дважды не было необходимости, — Так не будем же терять драгоценного времени, нам столько предстоит наверстать. Жизнь слишком коротка, а мы слишком долго ждали…

При свете он заметил на спине девушки мастерскую татуировку в виде ветви цветущей сакуры — национального символа Японии:

— Красиво, — он аккуратно провел рукой, легко касаясь кожи.

— Это сакура — японская вишня, символ моей страны и моей фамилии и с давних пор олицетворяется с молодостью и красотой, но как и все прекрасное, она быстротечна — лишь краткое время в году, весной, она может радовать взор, и, вскоре, спустя всего пару недель, отцветает, увядает, теряя свою ослепительную красоту, наивность и нежность, порывы ветра легко срывают нежные лепестки, и во время цветения вся земля под ногами, как снег, усыпана белыми или слегка розовыми лепестками. Её цветение напоминает нам о скоротечности всего прекрасного, о том, что отвратительного в этом мире гораздо больше, а сезон «радости» приходится на столь короткий срок, и нужно просто уметь и успеть им восхититься, о том, что наивность и нежность присуща столь малому количеству людей, и сохранить этот «цветок» столь сложно, сколь невозможно устоять лепесткам сакуры перед порывом сильного ветра. Эта традиция глубоко вошла в культуру Японии и отразилась в народном празднике любования сакурой — ханами, когда японцы порой ночами занимают лучшие места в парке, чтобы встретить цветение со своей семьей, своими друзьями или коллегами. Однако у сакуры есть еще и довольно жесткое значение: существует поверье, что сакура с красно-розовыми лепестками растет на местах, где когда-то пролилась кровь. Столь прекрасными выросли цветы, сколь отвратительным было убийство. Возможно, это из-за знаменитой легенды о крестьянине Сакуре и его детях, которым жестоко отомстил обиженный сёгун. У сакуры есть и еще одно печальное значение — память об ушедшем или потерянном, что было столь глубоко и прекрасно, но так мало просуществовало в жизни человека и оставило неизгладимый, но печальный след, о котором он будет помнить до конца своих дней… Я заказала эту татуировку после похорон родителей… — спокойно договорить она уже не смогла и разрыдалась, и Марк крепче обнял её, поглощая поцелуями её всхлипы и вместе с её слезами пытаясь впитать её боль в стремлении взять часть на себя, облегчая её состояние: