— Я… что делаю? — с явным удивлением посмотрел он на неё, — Меня так давно никто не называл этим именем, я терпеть его не могу, а у тебя оно звучит так красиво. Я уже не помню, плакал ли я хоть раз в своей жизни. Почему же тогда мне так спокойно? И что это за тепло, которое я ощущаю?
— Это тепло человеческих отношений. Когда ты делаешь что-то для других, когда ставишь интересы того, кто тебе дорог, превыше своих собственных, это обязательно вернётся к тебе теплом, — горячо объясняла девушка.
— Ты, разве, не должна меня ненавидеть? Почему же тогда не дала умереть? — он взял её за руку.
— Наверное, должна, но, у меня не получается. Ты не дал умереть Жану, за это я готова простить тебя. Глупый. Глупый Марк, — покачала головой Марго, продолжая улыбаться ему, — А я и не замечала — оказывается, ты симпатичный, когда улыбаешься… Улыбайся, даже когда на душе тяжело — ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку.
— Мне было бы легче, если бы ты ненавидела меня, если бы ударила меня, — он склонил голову, — Даже, стоя всю вечность перед тобой на коленях, моля о прощении — этого будет недостаточно, чтобы искупить то зло, что я совершил. Я не могу повернуть время вспять и всё исправить…
— Я прощаю тебя, — кивнула девушка, — Забавно, да — наивная дурочка, которую жизнь ни чему не учит.
— Пожалуйста, и не меняйся — оставайся такой, — он взял в руку прядь её волос, — Если я и влюблюсь когда-нибудь, то она будет обязательно похожа на тебя. Ты — моё искупление.
— Конечно, ты еще влюбишься — ты только начинаешь жить. Марк, и ты прости, прости меня, если сможешь…Обещай, что никогда больше не повторишь такого, — она взяла его руку и ощутила всю тяжесть его печали:
— Господи, сколько же бед ты вынес, — ещё в ней так не проявлялась эмпатия, но сейчас она, как на себе, испытала боль от обморожений, голодные боли, боль от побоев, горечь обиды, презрение ко всему сущему и постоянное вопрошание — а есть ли там тот, кого называют Богом, как же тогда он допустил такое, за что наказал такой судьбой? — Маргарита не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, она отдёрнула руку.
— Не надо было этого делать, — он посмотрел в потолок, — Да, всё это было в моей жизни, но, я понял одну важную вещь, — потом перевёл взгляд на Джона, — если он — твоё счастье, то я готов смириться, но, пусть только попробует причинить тебе зло — я шею ему сверну, обещаю. И да, это была минутная слабость — такой глупости я больше не повторю, по крайней мере, пока не помогу вам остановить эту войну.
На соседней кровати Джон несколько раз шумно вдохнул воздух в лёгкие, выдыхая со свистом — постепенно он приходил в сознание.