— Жан, прекрати! — Маргарита остановила его руку, — Ты же не зверь! Это не облегчит боли. Он не дал тебе умереть — он отдал свою кровь, когда ты был при смерти. Он вернул мне тебя! Если я смогла его простить, то и ты сможешь.
— Любое место и время — как будет угодно Вашей Милости, — юноша поднялся с пола, вытирая рукавом кровь с разбитого лица.
— Маргарита, отойди, — Джон отстранил её, — Не вмешивайся, это наше с ним дело, — он схватил юношу за грудки и припечатал к стене, — Мне угодно сейчас же!
Прежде чем девушка успела что-либо сообразить, они оба исчезли.
— Жан! Марк! Всевышний Боже, вразуми обоих, — как марионетка, у которой перерезали верёвочки, Маргарита бессильно упала на колени, — На кого уповать мне в молитве моей, если злоба сильней и обида сильней? Кровь не унять речью пустой, месть наполняет каждый голос немотой… — горько процитировала она.
— Напомни, на чём мы остановились в последнюю нашу встречу, — Джон отшвырнул юношу на песок арены, — Поднимайся! — крикнул он и кинул ему один из появившихся у него в руках мечей.
Марк встал и взял в руки оружие — в его потухших глазах были лишь отрешенность и безразличие.
После вечерней идиллии, погода резко испортилась.
Набежавшие, тяжелые серые облака закрывали небо, пронизывающий ветер стегал начавшимся ледяным дождём.
Как была в одной ночной сорочке, босиком, с распущенными волосами, кинулась она искать их. На шум из всех комнат высыпал народ. Прибежавшие на крики Маргариты, друзья пытались выяснить, что же произошло, но, находясь в почти шоковом состоянии, она не могла ничего мало-мальски внятного выдавить из себя, бешено вырываясь из их рук.
Наконец, она рывком освободилась из объятий Даниэллы.
Она бежала, не замечая ничего вокруг, бежала, уже не помнила, сколько времени… пару раз упав, счесав колено и локоть, насквозь промокнув.
Эти двое сражались неистово, осатанело — капли дождя разбивались о лезвия, смешиваясь с кровью. Джон рубил нещадно, без разбора. Дождь бил по лицу и глазам. Перед глазами — кровавая пелена, и одно желание — резать и кромсать, ответить на боль ещё большей болью. Боль затмила собой всё — больно было дышать, больно было думать, больно… очень больно… слишком больно… невыносимо.
Рубашка Марка уже почти полностью пропиталась кровью, но ему было всё равно… почти. Вдруг, словно что-то щёлкнуло в голове, и до дрожи захотелось жить.
Но Джон уже не мог остановиться, безжалостно полосуя по ногам, по рукам, по корпусу…
Марк перешел в наступление, всё активнее и динамичнее отвечая на выпады Красного.
В голове гудело, а кровь всё быстрее и быстрее текла по венам.