Руки трясутся. В горле ком. И я сам… Я сам заставил Китнисс их убить.

Рука тянется к бутылке, но Хэймитч с треском бьёт меня по руке, ловко забирая выпивку себе.

- Нет уж, парень! Бутылку не трожь! Наделал делов, теперь мучься в трезвом состоянии! Без душевной анестезии. На неё в этой комнате теперь имею право только я.

- Хэймитч, ты не понимаешь! Китнисс категорически не хотела больше рожать. Получается, что я воспользовался её беспамятством, сделал ей сразу двоих детей. Это было нечестно с моей стороны. Она никогда бы не простила мне этого. Я нарушил наш с ней договор. Когда к ней вернётся память…

- Ты, правда, думаешь, что она тебе спасибо за это скажет? За то, что на аборт отправил?!

- Но она же сама не хотела рожать… - слова Хэймитча производят на меня отрезвляющий эффект. А что если…

- Не хотела?! – взрывается Хэймитч. – А ты саму Китнисс об этом спросил? Сдаётся мне, парень, ты сразу просто её перед фактом поставил. Ты же ей даже выбора не дал!

 ужасом начинаю понимать, что в словах Хэймитча есть огромная доля правды. А что, если эта – новая Китнисс – была бы не прочь родить этих детей? Я прекрасно понимаю, почему жена раньше так болезненно реагировала на «детский» вопрос. После того, как на её глазах погибла Прим, погибли все эти дети… Это вообще чудо, что она сама согласилась родить мне двоих ребятишек. Но сейчас… Сейчас-то Китнисс не помнит всего того кошмара, что ей пришлось пережить в Капитолии. Сейчас она свободна от страшных снов прошлого. Но, кажется, теперь я собственноручно устроил ей один из таких кошмаров в реальной жизни.

Хоть в петлю лезь, как тошно. Убил бы себя за всю ту боль, что я причиним моей Китнисс.

- И что теперь мне делать?