— И ты всё это терпишь ради того, чтобы называться ситхом?

— Нет, — хрипло ответил он, — ради того, чтобы он знал, что я – ситх.

Самоутверждение или просто отвод глаз? Демонстрация покорности и послушания? Или желание выслужиться? Падме пыталась сделать правильный вывод.

— А что будет дальше? Что он ещё потребует от тебя для демонстрации покорности?

— Не важно, что. Я вас не отдам.

— А ты? Что он сделает с тобой? — не успокаивалась Падме.

— Ничего, — просто отозвался он, — я всё вынесу.

— Любимый…

— Не волнуйся, на мне всё мигом заживает. — перебил её Энакин и потянулся за поцелуем, закрывая тему. Он зарылся в её волосы и тихо засопел.

Падме почти сразу же провалилась в сон, решив, что супруг уснул. Энакин постарался сосредоточиться на её ровном дыхании и ударах сердца, абстрагировавшись от зуда и боли. С ней спокойней и уютней, она всегда давала силы и успокаивала в нужный момент. Он не хотел её втягивать в эту войну. В войну, которая предназначена только для него, а значит, выстоять в ней может только он. Нужно было отправить её с детьми на Набу, в безопасность, подальше от всего этого и, наверное, от себя. Но сначала он не понимал, во что превращается его мир и во что затягивает её, а потом… он в полной мере отдавал себе отчёт, что просто не смог удалиться от неё, не смог отказаться от своей слабости, что сам подставил и её, и их детей, только из-за своей слабости, которая до сих пор выше него. Сидиус утверждал, что это именно тот якорь, который держит его, не давая выхода истинной силе его могущества. Она считала, что это именно то, что держит его от полного падения во Тьму, а он считал, что именно эта «слабость» позволяет ему жить по-настоящему, дышать полной грудью, вставать после нокаута и каждый раз просыпаться, зная для кого.