Похоже, закон постановит, что я невиновна в стрельбе. Специалисты обнаружили в моем организме наркотики. Они были просто поражены тем, что я была в рабочем состоянии с таким уровнем животных транквилизаторов в крови. Я опустила часть о том, как Марми Нуар привела меня в чувство. А то они интересовались следами когтей у меня на груди. Я просто сказала, что когда проснулась, царапины уже были. Какая ни есть, а правда.

Я попросила, и мне дали таблетку, для тех, кто пропустил прием. Мне также предложили пройти тест Общества реабилитации жертв сексуального насилия, но я отказалась. Тогда врачи поинтересовались, зачем мне контрацептив, и я ответила, что занималась сексом перед тем, как нас похитили, и не имела возможности принять таблетку вовремя. Опять, по ходу, правда.

У двери на посту стоял офицер. Я была бы не прочь сходить достать кое-какие свои пистолеты из гостиничного сейфа, но не была уверена, хорошо ли воспримут другие маршалы то, что я ношу оружие, находясь под следствием. Без оружия я чувствовала себя голой, но раз уж я засветила свой значок, с этим приходилось мириться. А еще это означало, что кого бы из телохранителей не прислал бы мне Жан-Клод, они бы не смогли приехать. Ни один из них не имел маршалский бейдж, зато некоторые успели отмотать срок.

Открылась дверь, и я напряглась; свободная рука дернулась к пистолету, которого не оказалось на месте. Блин. Но это оказался не плохой парень, а инвалидное кресло, которое вкатила медсестра. В кресле был Фрэнк Шуйлер, отец Джейсона. К его носу были протянуты трубочки, позади кресла был установлен кислородный баллон и две разные капельницы, но все же он был здесь.

Медсестра упорствовала:

— Я же вам говорила, он не очнется до утра, мистер Шуйлер!

— Мне нужно видеть его, — сказал он тем низким голосом, которого никогда не будет у Джейсона, а затем взглянул на меня своими глубокими темными глазами. Не совсем дружелюбный взгляд, напряженный скорее. Подобно многим истощенным болезнью людям, он был подточен вплоть до нервных окончаний, эмоций, нужд. Это было видно по его глазам — злым глазам, — нет, наполненным яростью. Может, он злится на свое тело? Или по жизни злой? Какая бы ни была причина, мне все равно. Если он думал, что появится здесь и накричит на меня, или Джейсона, то он ошибся. О, кричать он мог, но я в долгу не останусь. Больше я этого дерьма терпеть не стану, и я точно прослежу, чтобы и Джейсону тоже не пришлось терпеть ни от кого.

Очевидно, мы молчали и разглядывали друг друга достаточно долго, чтобы заставить нервничать медсестру: