На мои глаза навернулись слезы, и прежде чем продолжить, я шумно вздохнула. Кэри Хейл, делал вид, что он не замечает моего состояния, и я была благодарна, что он позволяет побыть мне наедине с собой.
А потом, я узнал, что случилось с Эшли. Она была девушкой, которая поддерживала меня на плаву, и не давала моему телу окончательно разрушиться. Только благодаря ей, я хотел жить, и бороться со своим отцом, лишь благодаря ей, я старался не рассыпаться, несмотря на сильное желание сдаться. И мне удавалось это сделать… до того, как я узнал, что с ней случилось в Париже.
А потом, я узнал, что случилось с Эшли. Она была девушкой, которая поддерживала меня на плаву, и не давала моему телу окончательно разрушиться. Только благодаря ей, я хотел жить, и бороться со своим отцом, лишь благодаря ей, я старался не рассыпаться, несмотря на сильное желание сдаться. И мне удавалось это сделать… до того, как я узнал, что с ней случилось в Париже.
А потом, я узнал, что случилось с Эшли. Она была девушкой, которая поддерживала меня на плаву, и не давала моему телу окончательно разрушиться. Только благодаря ей, я хотел жить, и бороться со своим отцом, лишь благодаря ей, я старался не рассыпаться, несмотря на сильное желание сдаться. И мне удавалось это сделать… до того, как я узнал, что с ней случилось в Париже.
— О нет, — прошептала я, зажимая рот ладонью. По тыльной стороне руки скатилась слеза. Кэри обеспокоенно повернулся ко мне. — Это… он пишет, что он узнал, что случилось с Эшли… Том знал, что случилось с Эшли ты понимаешь?
— Дай сюда, — Кэри Хейл решительно протянул руку за письмом. — Не стоит тебе его читать сейчас.
— НЕТ! — воскликнула я. — Я прочту его.
Я шумно втянула воздух, поднося письмо к глазам.
Я помню этот момент — она плакала в соседней кабинке. Я спрятался в женском туалете, чтобы перевязать раненую отцом руку. Я слышал, как она плачет. И она говорила сама с собой, о том, чтобы кто-то оставил ее в покое. Когда она вышла из кабинки, и включила воду, она стала повторять «Оттирайся, оттирайся. Эшли, ты грязная! Ты грязная!». Я все понял тогда. В ту секунду, мой мир разрушился. Я плакал впервые за много-много лет. Ведь я любил ее — девочку, которая не отвернулась от меня, когда все позабыли обо мне; девочку, которая поделилась со мной завтраком, когда у меня не было денег, из-за того, что отец вышвырнул меня из дома… девочку, которую изнасиловал как-то ублюдок.
Я помню этот момент — она плакала в соседней кабинке. Я спрятался в женском туалете, чтобы перевязать раненую отцом руку. Я слышал, как она плачет. И она говорила сама с собой, о том, чтобы кто-то оставил ее в покое. Когда она вышла из кабинки, и включила воду, она стала повторять «Оттирайся, оттирайся. Эшли, ты грязная! Ты грязная!». Я все понял тогда. В ту секунду, мой мир разрушился. Я плакал впервые за много-много лет. Ведь я любил ее — девочку, которая не отвернулась от меня, когда все позабыли обо мне; девочку, которая поделилась со мной завтраком, когда у меня не было денег, из-за того, что отец вышвырнул меня из дома… девочку, которую изнасиловал как-то ублюдок.