Костя закатывает глаза.
– Илья, завтра, ладно?!
– Лаааадно, – в ответ явно с досадой. И тишина – ушел.
Холостов снова отрезает нас от коридора взмахом руки и теперь уже ржет в голос. Опускает взгляд на свою полурасстегнутую рубашку, берется за пуговицы.
– У одной после возвращения воспоминаний мозги набекрень, – комментирует, все еще посмеиваясь. – У второго, по ходу, спермотоксикоз. Иди, Резеда, спи. Завтра поговорим.
Не спорю. И с тем, что набекрень – особенно. Были. Полтора года назад.
Спрыгиваю с парты и подхожу к нему. Холостов заканчивает с пуговицами, поворачивается, вопросительно приподнимает брови – правильно, cтою и молча на него пялюсь, кусая губы.
– Кость, у меня есть шанс все исправить? - спрашиваю на полном серьезе.
Дергает плечом.
– Попробуй, - тоже серьезно, без издевки.
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГПогода «радует» весенним дождем. Крупные тяжелые капли долбят по подоконнику и растекаются по стеклу. Снаружи настоящий потоп.
Χожу по квартире, открывая шкафы,и прикидываю, что ещё мне может понадобиться, потому как в ближайшие несколько месяцев из Сурка меня никто не выпустит. Князев и так был не в восторге, когда я попросила его отпустить меня на сессию домой. Магия магией, но я слишком долго к этому шла, чтобы бросить на полдороги. Бросить – это сбежать, а я больше не намерена бегать.
– О, ты и его сберегла!
Оборачиваюсь: Костя остановился возле стеллажа с книгами и рассматривает стоящий на нем снежный шар с замком, лесом и горами.
Улыбаюсь. Мне нравится видеть Холостова в своей квартире. И вообще его видеть – соскучилась. Я тут уже почти месяц, а он вырвался из Междумирья только вчера – за мной.
Подхожу и снимаю шар с полки, бережно упаковываю в раскрытый чемодан. Костя следит за моими действиями и никак не комментирует. Да,иногда я на редкость сентиментальна. Но кто бы говорил – я ведь когда-то лишь раз обмолвилась ему, как мечтала о таком сувенире в детстве.
Пытаюсь застегнуть чемодан, замок заедает. Матерюсь сквозь зубы, дергая «собачку».