* * *
Наутро все вылезли из палаток и собрались у костра. С одной стороны бесконечно смущённая Лина, довольный, как объевшийся сметаны кот Дамиан, радостная Тина и совершенно ошалевший от неожиданно свалившегося на него счастья Стефан… С другой — разочарованный во всём Ромуальд и глядящий на него как пёс на хозяина Маркус.
Не дождавшись ведьмы, от которой он хотел получить указание о размещении на ночлег, он пристроился в шатре князя с разрешения последнего. Ромуальд быстро сообразил, куда исчезли его друзья и с горькой обидой в голосе сказал юному ведьмаку, когда тот заикнулся о пропаже магов:
— Им теперь хорошо, не то, что нам, брошенным. Да, они о нас заботятся, потому что люди, в принципе, хорошие, но на самом деле мы с тобой и даром никому не нужны. И не важно, что я князь, а ты, по сути, пока никто. В этом мы равны. Так что не тушуйся, залезай в шатёр и устраивайся. У двери есть парочка одеял. Постараемся выспаться, раз уж нет шансов на любовь.
Маркус и представить себе не мог, что богатый, знаменитый, титулованный человек даже в трудном походе может забыть о чинах и пригреть его, безродного и нищего. Да, Кавериско был с ним добр, выражал приязнь, но как высший к низшему. Даже не как король к крестьянину, а как человек к псу. Если ещё вспомнить, для чего на самом деле маг приваживал нюхача…
А этот красавец и талант держался по — дружески несмотря на то, что ему от Маркуса ничего не было надо. Мало того, он, настоящий князь, отнёсся к бедному парню не как к приблудной собаке, а как к товарищу по несчастью. В общем, можно сказать, двумя одеялами, которые ему, кстати, не принадлежали, Ромуальд купил ведьмака с потрохами.
Так что утром он глядел на собравшихся на завтрак девушек и недоумевал: как они могли предпочесть этих своих хмырей Ромуальду? Он же лучше!
Но, поразмыслив, пришёл к выводу: князь Амондиранский настолько выше всех в этой компании, что девицы просто не рискнули добиваться внимания столь великолепной особы, а он по своему благородству делает вид, что огорчён. На самом деле на свете нет особы столь прекрасной, чтобы она была достойна Ромуальда.
А князь получил от Маркуса то, что в тот момент было ему необходимо как воздух: признание и восхищение. За время экспедиции он получил столько щелчков по самомнению, что чувствовал себя по — настоящему несчастным. Все видели в нём помеху и не давали себе труда это скрыть, девушки в первую очередь. Ромуальд уже пришел к выводу, что он зря затеял свой побег из дворца и напрасно присоединился к тем, кто шёл его выручать. Его романтическое воображение рисовало героическую историю, где он сам — главное действующее лицо. То, каким он видел себя в мечтах, абсолютно не походило на ту бесславную роль „сбоку припёка“, которую ему довелось сыграть в этом деле.