Чеор та Хенвил, может, и не одобрил бы. Если бы знал, что она уже появилась и начала воплощаться. Благородный чеор был занят: выяснял у мальканских кухонных бунтарей, откуда именно пошли гулять по городу сплетни, и, самое главное, не приплачивает ли кто-либо сплетникам за искренность и правдоподобность.

Ему удалось раскрутить довольно длинную цепочку, он даже сам удивился небывалой скорости получения информации. От пьянчуг по первому адресу (один выбитый зуб и одна совместно выпитая кружка какого-то крепкого деревенского пойла), он узнал, что новость они подхватили на улице в нижнем городе, неподалёку от известного всему кварталу питейного заведения. Шеддерик отправился туда и обнаружил, что кабак ещё открыт, и хотя народу в нём немного, среди этого самого народу есть и искомый «вестник справедливости».

Вестник встрече не обрадовался, но проявлять героизм и личным примером вдохновлять присутствующих малькан на уничтожение всего «белобрысого заморского племени» тоже почему-то отказался. Чеор та Хенвил его и пальцем не тронул, чему свидетелями были все присутствующие, но сумел узнать довольно много. О себе самом — это понятное дело, но и о том, откуда вести — тоже. «Сплетню» ему передал некий богатый и довольно известный малькан, имя которого он, к сожалению, запамятовал… так вот, этот чеор сам видел труп рэты Итвэны, в чём клялся собственным здоровьем… точно ли чеор? Только что был малькан? Да нет, малькане там тоже были, и даже трое, или нет, больше… но и ифленец был, да тоже знатный. Не из самых известных, правда… нет, имени не вспомнить… а, описать смогу. Видел его как вас, благородный чеор…

Шеддерик вытянул из полутрезвого сплетника и описание, и адрес, где происходил разговор, и оставил его в покое. Горожанам, которые уже начали переглядываться и тянуться за оружием, посоветовал не спешить — завтра правда так или иначе всё равно раскроется — и ушёл. Горожане не поверили, но с этим придётся смириться: ифленцам в Тоненге, как и прежде, верили меньше, чем торговцам.

По названному адресу пришлось вернуться почти что обратно к дому ювелира, а потом ещё пройти несколько кварталов в сторону каменных городских окраин.

Эта часть города ещё не успела превратиться в трущобы. Старые дома давно не ремонтировались, но были некогда так качественно построены, что держались на ещё том заделе прочности. Принадлежали они частью — обедневшим ифленским дворянам из младших родов, чьи гербовые кольца были узкими и сверкали свежим металлом. Частью — мальканским дворянам и хозяевам. Правда и то, что настоящие владельцы здесь бывали редко. Часть домов сдавалась, часть — попросту пустовала, а в некоторых самовольно селилась окраинная голытьба. Патрули здесь бывали редко, а драки — часто. Но, тем не менее, район этот считался более безопасным, чем порт или трущобы за рекой. Здесь нечего красть, стоимость товаров невелика, а ифленское и мальканское население как-то за минувшее десятилетие научилось жить в вынужденном худом мире, который, по мнению и Шеддерика тоже, был всё-таки лучше хорошей войны.