В воздухе парили ярко раскрашенные аэростаты, демонстрируя эмблемы известных фирм. Эмблемы сверкали и переливались. В стальных водах Шэ отражались блуждающие огни башен и роскошные фасады особняков на том берегу. Разноцветные всполохи над рекой создавали ощущение праздника, и даже посреди дня на набережной было полно гуляющих. А я, по замыслу сьера В. К., должна была сгнить в мрачном особняке, не увидев этого великолепия.

Захотелось спуститься вниз, забыться в весёлой толпе.

Две девушки, наряженные фарфоровыми куклами, развернули афишу "Театр живых автоматонов Клаффарда Планка. Закрытие сезона. "У Платана". Прямо сейчас. Бесплатно!" Девушки были совсем одинаковые, с белыми, раскрашенными лицами, только у одной глаза тёмные, у другой светло-серые.

— Где это — "У Платана"? — спросила я.

— Вон там! — черноглазая показала пальцем. — Это же тот самый платан, у которого Дора Дун встречалась с Сержем Сенном незадолго до своей трагической гибели! Все ходят к платану!

Вторая девушка подмигнула:

— Только никакого платана нет. Прошлым летом в него ударила молния, остался один здоровенный пень. Мадам Кольнар быстренько получила разрешение и построила вокруг него кафе, а теперь ещё и с театром Планка договорилась. Ловкая ведьма, а?

— Идите скорей, — поторопила черноглазая. — А то сейчас соберётся толпа, и вперёд будет не пробиться.

Почему бы и нет? Увидеть танцы автоматонов у Карассисов мне не довелось, так может, хоть теперь полюбуюсь на это чудо. Я спустилась на два яруса и подошла к маленькому кафе, оформленному в стиле романтического садового грота. Из стены, облицованной диким камнем, живописно выпирал гигантский пень, его обугленный слом с длинной зазубриной на конце торчал выше крыши, устланной солнечными панелями.

На площадке перед кафе уже собирались зрители. Я пристроилась между дамой с мальчиком лет восьми и двумя девушками-подругами. Из кафе послышался звук флейты. Дверь распахнулась, из темноты явился юноша в чёрно-белом балахоне, и печальная мелодия поплыла над площадью. Следом показались ещё двое в просторных рубахах и брюках, один играл на лютне, другой на виоле. Раздалось ритмичное буханье, и к музыкантам присоединилась тоненькая девушка в длинном платье. Она била в изрядных размеров барабан, который держался на перекинутом через плечо ремне.

Артисты выстроились перед публикой, их лица, раскрашенные белым и серебряным, были безмятежны, в то время, как руки выделывали разные немыслимые вещи — вертели инструменты, подкидывали и ловили, перебрасывали друг другу, при этом мелодия не сбивалась, а неспешный поначалу ритм всё убыстрялся, превращая печальный мотив в весёлую джигу.