Слёзы потекли с новой силой. Не скажет он ничего подобного, это уж точно. Придумываю тут себе глупости, совсем крыша едет. А у кого бы на моём месте, интересно, не поехала?

— Софи! Кто умер?

— Никто, — всхлипнула я. — Ну… то есть… Кто-то умер, и мне жаль, правда, но я не знаю, кто…

Господи, что я несу?! Дико стыдно было за этот бредовый лепет, но поделать с собой ничего не получалось. Когда-то я была довольно смелой, но теперь совершенно не могла взять себя в руки.

— Ты поэтому плачешь?

— Нет.

— О господи… — простонал он. — Ты хоть поспала?

— Поспала, — подтвердила я. — И даже поела.

— Тогда успокаивайся.

— Не могу.

— Софи, слёзы — это запрещённый приём, ты ведь знаешь? И использовать его надо только в самых крайних случаях. Сейчас один из них?

— Да, — выдохнула я.

— Ты меня пугаешь. Рассказывай, а то я, знаешь ли, много могу ужасов напридумывать. Рассказать парочку?

— Н-не надо, — запнувшись, попросила я.

— Так не вынуждай.

Я попыталась погрузиться в медитацию. Чёрта с два у меня это вышло.

— Не начнёшь рассказывать ты, начну я.

— Я беременна.

Ну вот, я это сказала. Выпалила и зарылась в подушку поглубже, будто это могло меня от чего-то спасти. Будто вообще нужно было от чего-то спасаться. Разве что от собственных эмоций, но от них так не спрячешься. Ох, дайте мне успокоительного, литра три…

— Значит, уговаривать тебя перестать плакать бесполезно.