Колдун справился, он хорошо умел рассчитывать свои силы, и дожал демона почти в последний момент, перед тем, как небеса обрушились потоком воды. Но после того, как все закончилось, и рассерженный демон был отпущен восвояси, Вадье едва не упал и остался на ногах, только потому, что Филипп все еще поддерживал его.

— Ну, что скажешь? — спросил колдун, запрокинув голову вампиру на плечо и подставляя лицо жестким струям ледяного дождя.

— Это было потрясающе, — сказал Филипп.

— Я тоже так думаю, — пробормотал Вадье, — Ты хотел увидеть демона. И как?

— Пожалуй, одного раза достаточно. Мне не справиться с таким.

— Сейчас нет, — согласился колдун, отстраняясь от него и аккуратно пряча заряженный силой посох в сумку, — Но когда-нибудь ты сможешь.

Как только колдун ослабил волю, защитный круг рухнул и за его пределы вырвался тошнотворный запах серы и смрадного гниения. Дождь лил на землю, смывая кровь с камней. Конечно, он не уничтожит все следы преступления, но кому понадобится рыскать здесь и что-то искать. Только не сейчас…

Над городом гудел набат. Его звуки становились то тише, то громче, разносимые ветром и, казалось, этот гул доносится отовсюду сразу.

— Хотелось бы знать, что там происходит? — проговорил Филипп, помогая колдуну выбраться из тенет жидкой грязи, в которую в миг превратилась кладбищенская земля.

— А мне плевать, — признался Вадье, — Все, о чем я думаю сейчас, это как поскорее добраться до дома. Я выдохся.

— Я заметил. Держись за меня, я тебя отнесу.

— Ох, только не это, — простонал колдун, — Я боюсь высоты.

— Очень смешно. Демонов он не боится, но боится высоты… Можешь закрыть глаза.

— Я не боюсь того, что могу контролировать.

— Не доверяешь мне?

— Я никому не доверяю.

— Плохо. С этим надо бороться. И начать придется прямо сейчас. Мне не нравятся эти народные волнения посреди ночи, хочу поскорее узнать, в чем там дело. Не полетишь со мной, будешь добираться домой самостоятельно.

Вадье тяжко вздохнул, но, видимо, оценив все за и против, решил не сопротивляться.

— Можно я лишусь чувств от ужаса? — проговорил он с обреченностью ведомого на казнь.

— Вадье, ты жалок, — поморщился Филипп.