— Неохота, — сказал я и налил себе вина; белого. — Вздрогнули, ваша светлость?

— Ага, — она выпила, сняла стеклянную крышку с блюда и положила себе кусок мяса с какой-то приправой. Пахло оно потрясающе. Я тоже потянулся к блюду и поддел своей вилкой большой кусок. — Только я — не светлость. Я — простых кровей. Это хозяин у нас — голубых.

— Правда?

— Ага… Вкусное мясо?

— Обалденное, — честно признался я, налил себе водки и выпил. — Так, значит, он из чистопородных… И что, играет в эти игры? — я прищурился и уставился на огонек свечи. — В ихний… дворянский клуб ходит?

— Не-а, — она покачала головой. — Он терпеть не может всех этих… Всегда злится, стоит кому-то заговорить… Даже песенок всех этих не выносит — ну, знаешь…

— Белой акации — цветы эмиграции, — кивнул я. — Поручик Голицын, плесните вина… Он прав, — я налил себе вина. — Давай за него, донна. Чем дальше, тем он больше мне нравится… Тебе опять, из графина?

— Ага, — кивнула она. — Давай… Так ты что же… За красных, что ли?

— Да не за красных я, — мы выпили, и увидев, что она ждет продолжения, попытался объяснить. — Как я могу быть за… холеру, за чуму! Но когда стране грозит чума, когда в каком-то месте уже вспыхивают первые очаги этой чумы… Тогда власть — если это власть — не должна орать: Доло-о-ой чуму! Все на борьбу!.. Власть не должна устраивать цирк и суд с присяжными. Власть — если это власть — должна… Огородить это место кордонами, чтобы мышь не проскочила, и выжечь эту чуму каленым железом! Тогда она — власть. А все остальное — потом. А если она этого не сделает…

— Если она это сделает, — перебила Рыжая, она сама… Они сами будут убийцами… Они будут убивать ни в чем не повинных людей — кто там будет разбирать, кто заразился, а кто — не успел? Это… Это — жуткая логика. Тебя… Их самих тогда надо судить!..

— Да, — кивнул я. — Конечно. Эту власть потом надо судить. И наверно ее будут судить. И это — правильно. Но это — потом! И это вовсе не отменяет другого. Эта власть спасет всю страну! Она возьмет на себя эту… этот грех, если хочешь, она погубит сколько-то невинных людей, но чума не сожрет всех! И власть затем и нужна, за то она и получает все свои привилегии, всю свою роскошь, чтобы в такие моменты взять на себя этот грех и расплатиться за него — потом. А если она этого не делает, то это не власть, а говно. Значит, она умеет только пить и жрать на халяву. И расплачиваются за это — другие. Те, кто просто умеют и хотят работать, кто пашет землю и растит хлеб — их жрет чума, торчащая в них самих. И про них, моя донна, — я подмигнул ей, — никто потом красивых песенок не сочиняет и гвоздички по сцене не раскладывает. «Мы возьмем этот город…» Чего ж не взяли?..