— За нас, моя донна, — согласился я, и мы выпили.

В столовую вошел Кот, оглядел нас внимательным взглядом, попил воды из своей миски, потом прыгнул на диван, улегся, вытянув передние лапы и уставился на пламя свечки. Он лежал спокойно, вроде бы даже задремал, только время от времени глаза приоткрывались чуть шире, показывался зрачок и желтовато-красный отсвет пламени свечи вокруг него, а потом они снова прикрывались, превращаясь в узкие щелочки.

— Тебе, правда, переводики подкинуть? — спросила Рыжая, вертя в руке рюмку и глядя сквозь нее на свечку.

— Правда.

— Денежек хочешь? — она посмотрела сквозь рюмку на меня, и я увидел, что она уже явно не трезва. Не совсем пьяная, но… и не трезвая.

— Хочу, — кивнул я, доедая мясо.

— А больших денежек — хочешь?

— Хочу.

— А здесь жить хочешь? — она поставила рюмку на стол, и склонив голову, хитровато прищурилась на меня.

— В каком качестве?

— В качестве? — нахмурилась она. — А-а, ну, в качестве хозяина, конечно.

— Не больше, чем в джунглях, — буркнул я.

— Почему-у? Ах, да, ты у нас — ни рыба, ни мясо… Но видишь, я тебе приготовила и рыбу, и мясо. И всегда бы готовила… А? — она потянулась к графину.

Я перехватил графин, налил ей и себе и пригубил. Коньяк. Не «Мартель», но — не хуже. Я выпил всю рюмку, и в животе сразу сделалось очень тепло, такой мягкий тепловой удар… Мягкий, но — удар.

— А Ковбоя куда денем? — спросил я лениво.

— Ковбоя? — нахмурилась она, выпив; я увидел, что она — сильно не трезва. — А-а… — она засмеялась и опять уставилась на пламя свечки сквозь рюмку. — Ну, представь, что он… исчез.