Рем. Ллойд выследил его через пару дней после того, как Себила и Джейкоб объявили о том, что ждут первенца. Священник был странным. Слишком молодым. Слишком непохожим на других священников. Он встречался с Лаялсом, со Стариком Маккейном. Несколько раз Ллойд видел, как Рем встречается с другими священниками, такими же странными, как и он сам. Но пиком безумия, его последней точкой, было строительство дома, которое возглавлял Рем. И дом этот воистину был странным. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять, что его хозяева не собираются жить в нем, скорее наоборот. Они готовят его для чего-то определенного, особенного, что произойдет лишь однажды, а потом дом будет уже не нужен.

* * *

Слишком много фотографий. Слишком много ненужных фактов. Чем бы ни занимались Маккейны – это их личное дело, будь то оккультизм, коррупция, гомосексуализм и прочие причуды. Белами знал: единственное, что его волнует в этом мире – это он сам, его жена и двое детей, будущее которых напрямую зависит от того, что он делает, и насколько прочен фундамент под его ногами. Поэтому Белами звонил Старику. Звонил снова и снова. И долг Старика Маккейна рос. И Белами знал, что это надежное капиталовложение.

* * *

Бруно был стар. Год за годом на протяжении последнего десятилетия он наблюдал, как его некогда крепкое тело превращается в жидкий студень. Он уже не был тем мужчиной, который любил женщин, драки и скотч. И пусть Старик Маккейн говорил, что он значит для него больше, чем десяток молодых псов, Бруно знал, что это всего лишь привязанность и старая дружба. Ведь он и Дэнни, они были вместе с самого начала и вместе дошли до конца. А в том, что это конец, Бруно не сомневался. Сколько им оставалось в этом мире? Пять, десять лет, сдобренных маразмом, болью в суставах и примочками от пролежней? Нет. Бруно хотел еще пожить. Хотя бы последний раз в жизни почувствовать себя тем, кем он был когда-то раньше. И Белами дал ему этот шанс – со своими звонками, жужжащими, как назойливая муха, в кабинете Старика. И эта парочка – журналист и фотограф – они могли уничтожить все, что Бруно и Маккейн создавали последние пятьдесят лет, втоптать в грязь их заслуги, их жизни. Старик никогда не говорил ему о своих слабостях, но Бруно слишком хорошо его знал, чтобы не видеть – сейчас Старик слаб, уязвим, и вместе с ним уязвима их империя. Не власть и закон, не деньги, не сильные мира сего, а всего лишь журналист и фотограф взяли Старика за горло и прижали к стенке. И это был момент истины. Кульминация последних пятидесяти лет. Шанс для Бруно снова почувствовать себя живым.