Люди бросали на мужчину осторожные взгляды, отступали к стенам, пропуская его, и зубоскалили вослед. И чаще всего звучало вокруг злобное: «пьяный, пьяный, пьяный».

Никому не пришло в голову остановить его и спросить, не нужна ли помощь, не вызвать ли скорую. Никому и в голову не пришло, что человеку может быть просто плохо.

А мужчина двигался вперёд, переставляя ноги как ходули. Каждый следующий шаг был таким же, как и десятки предыдущих. Просто куда-то двигалось тело, а куда именно, он даже не задумывался.

Мысли хоть иногда и заглядывали в его голову, но текли вяло, исчезая подобно кругам на воде.

«Надо бы поесть, надо бы выпить хотя бы чашку воды. Надо позвонить сестре, сказать, что я в порядке».

Мысли были разумными, верными, но апатия, запустившая когти в его душу, была слишком сильна. Поэтому и мысли уходили прочь вспуганной стайкой птиц, так и не становясь призывом к действию.

Каждый шаг отбивал марш безысходности, и когда пустота исчезала, казалось, что этот марш звучит похоронным набатом у него в ушах.

Никто не поможет.

Некуда идти.

Не к кому обращаться.

Пустота.

Тишина.

Только плач неотомщённых душ мёртвых.

Он не знал, сколько он шёл. Периодически мужчина останавливался, иногда начинал идти в обратную сторону или двигался кругами.

Тьма укутала улицы и дома пуховым одеялом сна, выключила огни, приглушила звуки города, стёрла прохожих с канвы улиц и оставила мужчину наедине с ночью.

Одного, ни о чем не думавшего, ни о чем не мечтавшего, запутавшегося в пустоте перекрёстков, заблудившегося в потёмках улиц и всплывающих видений.

Литейная улица выпрыгнула перед глазами неожиданно, со злобным карканьем взметнулось с пустыря вверх воронье, и насмешливо зазвучал им вслед хриплый крик огромного ворона.

Посреди поля, рядом с покосившимся деревянным крестом, стоял дубовый стол, почерневший от времени. Рядом с ним белый кожаный вертящийся стул, в котором были видны отверстия, окружённые алыми пятнами с застарелыми сгустками крови.

На стуле сидел парень, закинув на стол ноги в тяжёлых ботфортах.

Первыми бросились в глаза его черные волосы. Причудливо выстриженные, сзади они еле-еле закрывали затылок. Зато спереди длинная чёлка с фиолетовыми пёрышками, падала почти до губ.