Губы Кьерана сжались в тонкую линию.
– Без меня вы потерпели бы поражение.
– Возможно, – ответил Джулиан. – Я буду каждый раз с благодарностью вспоминать о тебе, смотря на шрамы на спине у Эммы.
Кьеран поморщился. Джулиан отвернулся от него и пошел к машине. Диана преградила ему путь, протянув вперед руку. Она завернулась в тяжелую шаль, у нее на щеках, как веснушки, сияли капли крови.
– Возможно, Конклав уже ожидает тебя, – без предисловия сказала она. – Если хочешь, я возьму вину на себя и позволю им судить меня.
Джулиан долго смотрел на нее. Он давным-давно жил по железным правилам.
Такую любовь понять было под силу немногим. Она была огромной, всепоглощающей, порой даже жестокой. Он готов был сровнять с землей целый город, если бы решил, что этот город представляет опасность для его семьи.
Когда тебе двенадцать и ты единственный, кто спасает семью от неминуемого краха, ты не учишься смирению.
Теперь он со всей серьезностью оценил, что случится, если Диана попробует взять вину на себя: он взвесил эту мысль, прокрутил ее в голове и отринул.
– Нет, – сказал он. – И это не одолжение. Я просто считаю, что это не сработает.
– Джулиан…
– Вы что-то скрываете, – объяснил он. – Ангел знает, у вас еще есть секреты, из-за которых вы и не можете возглавить Институт. И вы не хотите их раскрывать. Вы хорошо храните тайны, но ложь вам не дается. Они вам не поверят. Но поверят мне.
– Так ты уже подготовил для них историю? – спросила Диана, и ее карие глаза округлились.
Джулиан ничего не ответил.
Она вздохнула и плотнее запахнула шаль.
– Странный ты человек, Джулиан Блэкторн.
– Сочту это за комплимент, – сказал Джулиан, хотя и усомнился, что Диана хотела его похвалить.
– Ты знал, что я буду здесь сегодня? – спросила она. – Ты считал, что я в сговоре с Малкольмом?
– Я решил, что это маловероятно, – признался Джулиан. – Но я никому не доверяю до конца.