Проглотив душащий его комок, Даниель ещё крепче сжимает руку друга, и его плечи сотрясает дрожь.

— Imaš prav… Ne smem te prositi tega, a mama… Popolnoma sama je, (Да, ты прав… Я не должен просить тебя об этом, но мама… Она совсем одна.) — очевидно, каждое слово дается раненому с трудом. Он то и дело прерывается, чтобы набрать воздуха, и в этот момент кажется, что мысль ускользает от него.

— Povedal bom Rodolfu ali Ameliji, če hočeš. Nisem jaz tista, ki ima pravico govoriti s kakršno materjo o… (Я скажу, Родольфу или Амелии, если хочешь. Просто я не тот, кто имеет право говорить матери о…) — впервые голос Драгана осекается.

А Даниель отвечает ему тенью улыбки.

— In zdaj… zdaj obljubi… (А сейчас… сейчас ты пообещай…) — не в силах продолжать парень стискивает зубы, но стон всё равно прорывается наружу.

Драган взглядом подтверждает свое согласие. Но Даниель всё ещё обеспокоен:

— To je zjebano! In tvoja roka je… (Как же хреново! А твоя рука…) — судорожная пауза, — vroče železo… A niti tvoja roka… (раскаленное железо… Но даже твоя рука…)

Взвыв от нового приступа боли, он всё-таки продолжает свою просьбу:

— Bojim se, da ne bom prenesel… A ti nikoli ne, nikoli ne… (Боюсь, я не выдержу… Но ты ни за что, ни за что…)

Драган прерывает его:

— Ja! Obljubim ti! (Да! Я обещаю тебе!)

Мертвенно-бледное лицо Даниеля покрывается крупной испариной. Он проводит языком по губам. Внезапно помутневший взгляд становится каким-то бессмысленно туманным.

— In Liza? (А Лиза?) — слова вылетают со свистящим придыханием. — Kaj pa ona? Bo mislila na mene? (Что она? Подумает обо мне?)

Брови нахмуриваются, искажая лицо гневом и недоумением. Отпустив руку Драгана, Даниель больше не сдерживает крика.

— Zakaj mi ne poveš, da bo vse v redu? (Почему ты не скажешь, что всё будет хорошо?) — неожиданной скороговоркой выпаливает он. — Čeprav izgubil sem vedro krvi! Čeprav je moja notranjost bila razmazana po celem gradu! A-a-a-a! (Пусть я потерял ведро крови! Пусть мои внутренности размазаны по всему замку! — А-а-а-а!)

От нового пароксизма боли раненый зажмуривается и запрокидывает голову, словно волк, воющий на луну.

— Lahko čudeži dogajajo! Dragan, majhen čudež! Samo zame! (Но бывают же чудеса! Драган, маленькое чудо! Только для меня!) — истерически тонкий голос переходит в истошный вой, челюсть начинает ходить ходуном, зубы припадочно биться друг о друга и скрежетать.

— Oprosti, Dani… (Прости, Дани…) — с этими словами Драган кладет дрогнувшие руки на виски друга. Бесстрастные голубые глаза вампира сияют пронзительней, чем обычно, на холодном лице вздуваются желваки.