Стоящая за его спиной Бэла настолько ошеломлена происходящим, что кажется, даже не дышит. Её остекленевшие немигающие глаза жутко расширены, а побелевшие пальцы вцепились Драгану в плечо.

— Хорошо! Хорошо! Я согласен! — разносится хриплый, срывающийся крик, и Катарина убирает руку.

Обреченный вампир падает на колени и пару секунд медлит, опустив голову, затем обводит всех помутневшими глазами и, встретив властный взгляд Катарины, медленно поднимается на ноги.

— Ты забыл родной язык, ты забыл своё имя, свой род, своего отца. Ты всех предал. А теперь предал и себя, — презрительно и жёстко цедит сквозь зубы Драган.

Подойдя вплотную к огненному столпу, Громов холодно отвечает:

— Я мертвец. У меня ничего этого нет. И самого себя нет. Меня нет, — и кинув пронзительный взгляд на одержавшего победу соперника, злорадно добавляет: — И ты тоже мертвец…

С этими словами он ныряет в пламенеющий колодец, и огонь так быстро пожирает его, что даже лёгкого стона не доносится до стоящих наверху. В тишине нарождающегося дня лишь гудит, потрескивая, алое пламя.

* * *

Медленно, почти незаметно костер, пылающий над каменным колодцем, меняет свой цвет: огненно-багровый, бледнея, перерождается и переходит в жарко-оранжевый, затем в лучезарно-жёлтый и наконец в сияющий белый. И пройдя сквозь самое сердце белого сияния, на почерневший от крови снег спускается призрак Катарины. Её красное платье, тёмные косы, карие глаза резко выделяются на фоне ослепительно-белого пламени. Но вот все цвета, словно притянутые магнетической силой, один за другим слетают с нее, растворяясь в очистительном огне, и она становится живым сгустком белого света.

Уже не разглядеть черт лица, но голос всё ещё звучит: «Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє…» (У князя Невара было три сына и один приблудный внук без имени…) Звучит как мелодичный шёпот или пение. Сноп света проходит сквозь застывших в безмолвии Бэлу и Драгана. Они не успевают оглянуться, как призрачное сияние, затрепетав, сливается с белёсой изморозью, висящей в стылом воздухе, с гаснущим рожком прозрачной луны, с укрытой серебристым снегом далью. А песня, распавшись на шорохи и шелесты, разлетается на невесомых крыльях утреннего ветра.

Бэла и Драган разом опускаются на пол смотровой площадки. Перед ними вновь пляшут ярко-красные языки пламени. Бэла прижимается спиной к каменной стене и, прикрыв воспаленные глаза, делает несколько глубоких размеренных вдохов. Осунувшееся лицо выдает крайнюю степень усталости. Тени, залёгшие у глаз и носа, прибавляют ей лет.