Теперь каждый прожитый день без них я закрашивала в настольном календаре чёрным маркером. Чёрные дни складывались в недели, а те, в свою очередь, в месяцы. Если на выходных я спала, как сурок, то в течение рабочей пятидневки, чтобы скоротать время, впахивала допоздна, полностью погружаясь в рабочий процесс.
В жизни не осталось ярких красок. Только эти чёрные квадраты и серость на душе.
Единственное, что я себе позволяла — это обеды в компании моего уже точно начальника Германа Аркадьевича. В один из последних дней зимы он позвал отобедать не в столовую корпорации, а предложил прогуляться по улице до маленького кафе с собственной кондитерской. Я даже была не против.
Последние дни февраля выдались на удивление теплыми. Чистый прозрачный воздух пах наступающей весной. Снега и в помине не осталось, и даже дорожки успели высохнуть. Пару дней и весна… Весна — время надежд!
Жмурясь на тёплом солнце и подставляя лицо под его ласковые лучи, я улыбалась. Было настолько тепло, что многие перешли на легкие плащи. И это конец зимы! Даже воздух пах по-весеннему.
Герман, вышедший из здания позже, окликнул меня:
— Тебе улыбка к лицу. Улыбайся чаще, Карина. Ты всегда слишком серьёзна, — сказал он, и мы неспешно пошли по запланированному маршруту. Прогулявшись, зашли в маленькое уютное кафе.
Негласно у нас существовал договор, что он сам выбирает, что мне есть на обед. Мужчина оказался поборником здорового питания. Его возмущало моё пофигистское отношение к этому вопросу. Поэтому он взял всё в свои руки, сказав при этом: «Мне задохлики на работе не нужны! Хотя бы раз в день, но твой организм будет питаться нормально. Иначе позвоню твоей маме!» И всё это было сказано с таким серьёзным выражением лица, что я сдалась. И угроза позвонить маме — это аргумент. Знала бы она, что её чадо голодает, уже бы с судочками три раза в день бегала ко мне. Ну а Герман — меньшее зло. Хочется ему — с меня не убудет. Оплачивала-то свои обеды я сама.
Его усилия не прошли даром. В последнее время у меня округлились щёки и в весе чуть прибавила. Теперь хотя бы не пугаю людей болезненным видом анорексика. Видели бы меня тогда мои мальчики — ужаснулись бы.
Обеденное время подходило к концу. А мне так никуда не хотелось двигаться. Хотелось вот так сидеть здесь под звуки легкого джаза, ковырять нежнейший десерт с ягодами и дремать, чувствуя приятную сытость. Как же я устала ждать…
— Мама, мама… — девочка лет шести дёргала за рукав молодую женщину, при этом громким шёпотом спрашивая, — смотри, этот дядя правда на эльфа похож?