Она по-настоящему в безопасности только в моих руках.

Но сейчас она даже не хочет ко мне приближаться.

Я молюсь, чтобы с ней всё было в порядке, чтобы она скоро ко мне вернулась. Но усталость берёт надо мной верх: над моим телом и разумом. Следующие несколько часов меня ни для кого нет.

Рев

Следующие несколько дней я просто сплю, ем, принимаю ванну и почти не разговариваю. Родители иногда навещают меня, если я не спускаюсь в главный зал на завтраки-обеды-ужины, но даже так я едва ли произношу несколько слов.

— Что, чёрт побери, произошло на этом испытании? — спрашивает отец.

— Как будто ты не знаешь, — обвиняю я.

— На что ты намекаешь? — удивляется мама.

— Ни на что. Они предали меня, вот и всё. Я объединился с теми, кто остался.

— Что ж, — отвечает мама с высоко поднятой головой, — нет ничего удивительного в том, что соперники пытаются устранить главную угрозу. Тебе стоит счесть это за комплимент.

— А как же Бриэлль?

Мама опускает глаза.

— Помолвка расторгнута. Ей же хуже.

Мои брови взлетают.

— Я спать.

И просто отворачиваюсь. Плевать на реакцию отца. Может, он догадывается, что я всё знаю. Может, нет.

Мне реально без разницы.