Светлый фон
Она кормит противных чёрных птиц кусочками засохшего хлеба, надеясь отвлечь тех от яблок. Он всегда восхищался её добротой. Она всё так же прекрасна, как в тот день, когда он в неё влюбился. Её прикосновение всегда успокаивало его, как будто она разделяла его самые тёмные мысли и выводила его к солнцу. Конечно, это было до того, как он потерял кисть во время нападения. До того, как принц наказал её. Его гнев на принца вновь вспыхивает в груди, прорастая в сердце гнилым сорняком. Всё, что он когда-либо терял, было из-за семьи Фахардо. И всё же он знает, что не может поднять руку на мальчика. Его будущего короля.

И не может больше держать Давиду в своих объятьях. Возможно, когда-нибудь их раны заживут достаточно, чтобы они могли вернуться друг к другу. Когда-нибудь…

И не может больше держать Давиду в своих объятьях. Возможно, когда-нибудь их раны заживут достаточно, чтобы они могли вернуться друг к другу. Когда-нибудь…

— Здравствуй, Давида, — кричит он ей.

— Здравствуй, Давида, — кричит он ей.

Она вздрагивает при звуке его голоса и подносит ладонь к подбородку. Это значит «здравствуй», и она добавляет его имя. Мигель. Только она зовёт его так. Только ей можно.

Она вздрагивает при звуке его голоса и подносит ладонь к подбородку. Это значит «здравствуй», и она добавляет его имя. Мигель. Только она зовёт его так. Только ей можно.

Гектор хотел бы быть мягче, плавнее, не большим каменным болваном с одной рукой. Даже сейчас боль той битвы как свежая рана. Он никогда не переживёт это. Словно чувствуя его мучения, она касается его предплечья. Её пальцы, хоть и все в мозолях, всё равно нежные. Её прикосновение как освежающий ветерок в жаркий день. Это любовь всё ещё горит в её глазах? Потому что в его сердце поднимается волна смятения. Это как сотня цепей, завязанных в один узел. Он хочет забыть своё положение при дворе, забыть свой долг и обязанности; он хочет только пасть пред ней на колени.

Гектор хотел бы быть мягче, плавнее, не большим каменным болваном с одной рукой. Даже сейчас боль той битвы как свежая рана. Он никогда не переживёт это. Словно чувствуя его мучения, она касается его предплечья. Её пальцы, хоть и все в мозолях, всё равно нежные. Её прикосновение как освежающий ветерок в жаркий день. Это любовь всё ещё горит в её глазах? Потому что в его сердце поднимается волна смятения. Это как сотня цепей, завязанных в один узел. Он хочет забыть своё положение при дворе, забыть свой долг и обязанности; он хочет только пасть пред ней на колени.

И вдруг узел развязывается. Распадается, как слабо намотанная катушка в его руках. Пелена гнева растворяется. На долю секунды есть только он и Давида.