— Как он? — спросила я, постаравшись внутренне настроиться на любые новости.

— Судя по всему, болезнь у нашего пациента прогрессирует куда быстрее, чем обычно, — отозвался доктор, покачав головой. — У меня было не так много практики с подобного рода случаями, но этот — самый скоротечный на моей памяти.

— Он еще вчера вечером был почти в порядке, а ночью… — Я осеклась, ощущая себя так, будто пробираюсь по покрытому скользкой глиной горному склону — каждый неверный шаг так и тащит меня вниз, к краю. Незачем было зря снова провоцировать себя, вспоминая и думая о плохом. — Но лекарство же ему поможет, верно?

— Да, он показал… хорошую восприимчивость к препарату, однако… — Тадли осекся, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

— Однако что? — нетерпеливо спросила я.

— Послушайте, милочка, я не подписывался быть третьей стороной в этих переговорах! — поднял руки он. — Я бы не стал его слушать, потому что считаю такое поведение безответственным, но с другой стороны, с учетом оставшихся у вас доз лекарства этот вариант был не худшим.

— Я не понимаю, — помотала головой я. — О чем вы говорите?

— Да ну в самом деле, эта драма уже начинает меня утомлять, — нервно отмахнулся тот. — Я врач общей практики, а не психотерапевт. Я очень уважаю мадам Орию и ценю ее… отношение. — Он снова покосился на Медвежонка, и тот мило улыбнулся ему в ответ. — Но избавьте меня от необходимости быть тем, на ком вы, милочка, сорвете свою злость.

— Что вы сделали с ним? — Мой голос зазвенел, переполненный то ли страхом, то ли гневом, но Тадли решительно направился к выходу мимо нас, подняв руки в знак того, что не собирается продолжать этот разговор.

— Только то, что он сам попросил, — все же сообщил он, убедившись, что я не собираюсь хватать его за плечи или иным способом добиваться от него ответа силой. — Вам стоит поговорить с ним, а не со мной.

Поднимаясь к Йону, я ощущала свинцовую тяжесть в ногах и удивительную легкость в голове. Там не осталось мыслей. Вообще никаких. Я устала бороться — с его упрямством, с нашей незавидной судьбой, с собственным отчаянием и желанием опустить руки. Кто в конце концов я была такая? Просто обычная омега, каких еще тысячи и сотни тысячи в нашем мире, которая столкнулась с силами, во много раз превосходящими ее собственные. Я сделала все, что могла. Действительно ли сделала? В какой именно момент можно будет с чистой совестью поверить в это и ни о чем не жалеть?

Подойдя к двери в комнату Никки, я остановилась и прижалась к ней лбом, ощущая, что просто не могу заставить себя переступить порог. Пока я стояла здесь, пока ничего не знала, можно было продолжать верить, что ничего страшного не произошло, что мы все еще оба существуем в том мире, где надежда не была пустым звуком и усердная работа приносила плоды, а не горькое разочарование.