На удивление, это оказалось легко!

Грудь командора стала подниматься чаще и выше. Ему было больно. Мне самой стало до слез жаль его, но понимала, что нужно завершить работу, а не поддаваться девчоночьим эмоциям. Я ведь исследователь, а не светская девица. И как же я была рада, что еще не ужинала: внутренности сковало так, что никакая еда не выдержала бы и попросилась наружу.

Иногда я поглядывала на его губы: то плотно сжатые, то приоткрытые, на вздутую часто пульсирующую вену на шее, напряженно играющие мышцы на груди и руках, но не прекращала работать. Когда уверилась, что дело идет успешно, прервалась, и перед тем, как приступить к подбородку, тихо спросила:

– Командор Рузард, отдохнете немного?

Он приоткрыл глаза и хрипло спросил:

– Сколько осталось?

От этого голоса в груди дрогнуло. Дыхание участилось, стало неровным. Я невольно перевела взгляд на его губы, затем на глаза и, отчего-то совсем оробела: то ли от его странно теплого взгляда, то ли оттого, что вдруг захотелось прикоснуться к его щеке и губам…

Его ласковая улыбка живо вывела из замешательства, и я посерьезнела.

– Чуть-чуть, командор Рузард. Еще несколько минут,– без запинки проговорила я, спешно отводя взгляд к инструменту.

– Тогда заканчивай, Саша,– медленно выдохнул он и прикрыл веки.

Я округлила глаза: «Он назвал меня по имени?! Наверное, это от боли…»

Завершив процедуру, я обработала покрасневшую кожу обезболивающей антисептической мазью и нанесла тонкий слой защитного геля. Он быстро застыл, образовав тончайшую эластичную пленку на коже, скрыв большую часть покраснения. Я медленно выпрямилась и положила ладони на край кушетки.

– Кажется, всё,– прошептала я и расслабленно уронила плечи.

Раздался громкий вздох командора:

– Курсант должен говорить громко, четко и уверенно. Что с тобой, Малых?

А когда он открыл глаза, то в них не было укора – он снова смеялся надо мной. Беззлобно.

– Что такая бледная? Голодная?– усмехнулся он.

Я покачала головой «нет» и отошла на несколько шагов. Рузард сел, устало повел плечами, скорее, разминая их от долгого напряжения. Затем встал на ноги, прошел к зеркалу и взглянул на себя. Я мельком оглянулась и заметила на его лице удовлетворенную улыбку.

– Молодец! Хорошая работа!

– Я могу идти?– не зная, как избавиться от неловкости, и все еще пряча взгляд, спросила я.