— С Захарой? — он посмотрел на горизонт, обнесенный каменными холмами. — Она сбежала в тот самый момент, когда захватчики подошли к её дому. Она была старой и немощной. Вряд ли она далеко ушла.

На земле лежали куски металла и стекла, и я отодвинула камни в сторону, чтобы разглядеть их. Под камнями оказались листы пергамента, которые были на удивление целыми.

Многие слова, написанные на них, растеклись и поблекли из-за влажного воздуха, но я поняла, что это были старые письма. Сейчас было не время сидеть и просматривать их, но мне очень этого хотелось. Мне хотелось хотя бы краем глаза увидеть ту жизнь, которую жил Саалим; понять этот город, который должен был быть возрождён.

— Где были твои комнаты?

Он отвел меня туда, с лёгкостью ступая босыми ногами по острым предметам. Он указал куда-то у нас над головами и сказал, что покои были там. Но потом он указал на землю и застыл. Он встал на колени и подобрал небольшую деревянную фигурку.

— Что это? — спросила я.

— Игрушка… — он долгое время смотрел на неё, и я услышала в его словах удивление. — Из моего детства.

Он протянул её мне. Это был искусно вырезанный деревянный солдатик с длинным прямым мечом на боку.

Саалим крепко сжал его.

— Не могу поверить, что это он. Я никогда не находил его здесь раньше. Я так долго хранил его. Когда я был ребенком, я притворялся, что я такой же смелый, как и он. Я любил стоять точно так же со своим игрушечным мечом на боку.

Затем он бросил его на землю, и солдатик раскололся надвое.

Он вышел на окраину дворцовой территории, где дюны смотрели на море. Я быстро подобрала теперь уже безногого солдатика и заткнула его за пояс на своих бёдрах, после чего встала с ним рядом.

Обхватив его руками за пояс, я прижалась к нему.

— Ты уже не тот человек, каким был раньше. Ты не трус.

— Разве я могу быть кем-то ещё? Я склонился в подчинении. Я больше не могу выбрать смелость.

— Это неправда, — я встала перед ним и теперь стояла между Саалимом и морем, заставив его тем самым посмотреть на меня. — Смелость это не обязательно то, о чём рассказывается в историях, Саалим. Это не что-то большое и героическое. Возможно, этот солдат, — я указала на то место на земле, куда он бросил игрушку. — Был очень напуган. И самое смелое, что он когда-либо делал в своей жизни, это взял в руки меч. Может быть, он никогда не был в бою. Смелость может быть чем-то небольшим — как тогда, когда ты пришёл ко мне тем дождливым утром в тюремный шатер, потому что тебе надо было извиниться, сделать признание. Или когда я попросила тебя оставить нас здесь навсегда, а ты отказался. Или когда ты позволил Ашику получить меня, потому что знал, что он был хорошим человеком.