— С днем рождения меня, — прошептала я, согревая дыханием замерзшее окно.

Осень давно вступила в свои права. И если днем солнце как могло согревало воздух, то по ночам был небольшой мороз, напоминающий о том, что зима в наши края должна прийти совсем скоро.

Золотая осень.

Бабушка так называла это время года и любила его больше всех остальных. За яркие краски, воздух, который казался хрустальным, еще немного — и зазвенит, за светлое небо и мягкую теплую погоду. Бабушка не выносила жары.

Эх, как она там? Вспоминает ли свою непутевую внучку? Или дядя вытравил меня из ее памяти так же легко, как стер из этого мира?

Неужели им сообщили о моей гибели?

Уже давно я не сомневалась в жестокости дяди. За эти месяцы он так и не позволил нам встретиться, сразу же сослав сюда.

Я снова дунула на стекло. Как только оно запотело, вывела цифру восемнадцать.

Полюбовавшись на нее секунд пять, снова тяжело вздохнула и стерла. Жаль, что свою жизнь нельзя вот так же стереть и написать заново, как захочется.

Часы на тумбочке показывали три минуты первого.

— Вот я и стала совершеннолетней.

Только радости от этого не испытывала.

Мой день рождения, который я впервые встречала одна, вдали от семьи, от дома, от близких людей.

Этим утром меня будила мама. Заходила с восходом в комнату, изменив своим привычкам. Будила меня, целовала и дарила подарки.

Бабушка собственноручно пекла торт не доверяя кухаркам. Мой любимый. С пышными коржами, пропитанными сладким сиропом, кисло-сладкой прослойкой из сваренных ягод и белоснежным кремом.

Вечером, после ужина, мы устраивали небольшой праздник…

Но все это было раньше, в другой жизни, в которой Лирин Монрей не было места.

Сидеть на подоконнике было неудобно и холодно. Противный сквозняк дул из щелей, заставляя тело в тонкой сорочке покрываться мурашками.

Но я упорно продолжала сидеть, отказываясь вернуться в кровать. Лишь сильнее укуталась в тонкую шаль, продолжая смотреть в окно, пытаясь хоть что-то рассмотреть в непроглядной мгле.