Имя девочки, прощавшейся с сестрой в тени акации. Девочки, нанизывающей бусинки и стекло на нитку, выискивающей красивые вещички в уродливом жестоком мире. Девочке, стоявшей рядом с Гектором в тайном гроте, неспособной скрыть наполнявшую ее сердце любовь, словно выливающаяся за края чаши вода.

Девочке, которая жила, умерла, а потом жила снова.

Имя было ношей, горем и искуплением. Оно было любовью, радостью и добротой. Оно было злостью. Оно было яростью, успокоенной любовью. Оно было надеждой. Воскрешением и перерождением.

И бог ответил ей, окликая, пока их голоса не превратились в один и Беру больше не слышала его, больше не чувствовала его волю отдельно от своей.

Она пропела имя бога, и вселенная ответила.

* * *

Тьму пронзил свет.

Беру чувствовала, как дыхание наполняет легкие. Она встала на ноги и увидела под собой скалу, обожженную и ставшую ярко-белой в узоре многоконечной звезды. Она стояла в ее центре.

У ее ног на земле сидела Эфира, обхватив руками голову и защищаясь.

Беру протянула руку и коснулась ее плеча. Эфира вздрогнула, но потом убрала руки от головы и подняла взгляд на Беру. Ее глаза были полны слез.

– Беру?

– Это я, – подтвердила Беру. – Но и… не я.

– Бог. Он… его нет? – спросила Эфира.

Беру покачала головой:

– Он теперь часть меня.

– Что это значит?

– Что я больше не наврежу тебе. Не сделаю больно. – Она оглядела остальных, замерших на месте и взирающих на нее в ужасе и изумлении. – Никому из вас.

Ее взгляд нашел место, где лежало тело Гектора. Над ним сидели Хассан и Кхепри. Беру подошла к нему, заметив, что Хассан вздрогнул при ее приближении.

Она почувствовала натяжение смертного сердца в груди, почувствовала резкую боль утраты, даже понимая, что она – по крайней мере, ее часть – убила его. Но даже эта боль отличалась от той, которую она испытывала, будучи просто человеком. Она чувствовала, как его эша, священная энергия, которая принадлежала именно Гектору, растворяется в воздухе и возвращается в землю. Возвращается в нее. И на мгновение она увидела, что с ней станет: она обретет новую форму, станет новой жизнью.

Она повернулась к другим. Антон смотрел на нее, и на его бледном лице была написана усталость. Рядом с ним сидел Джуд, полный горя и надежды. Илья осторожно рассматривал Беру. Кхепри смотрела на нее с восхищением и некоторым страхом, но не без искры храбрости, которая всегда задерживалась в ее глазах, словно она готова бросить вызов миру, если понадобится. На лице же Хассана были написаны задумчивость и подозрение.