Облегчать ему задачу осознания я не стала. Ничего, привыкнет. Сам же сказал, что я ненормальная. Значит, могу говорить, делать и даже чувствовать совсем не то, что кажется ему очевидным. Пусть примирится с этим и не забывает.
Подняв с пола покрывало, бросила его на кровать и осмотрелась. Я ведь так увлеклась общением с Ташем, что и комнату толком не разглядела. А она… Она очень даже эффектная! И мебель в ней расположена удобно.
Слева от кровати, которая оказалась наполовину утопленной в нишу, всю стену занимал шкаф-стеллаж – полупрозрачные дверцы-створки позволяли рассмотреть и полки, и вещи на них.
Справа формировали красивую «горку» небольшие кубики. Некоторые были пустые, в некоторых стояли статуэтки-украшения и вазочки, а некоторые оказались с ящичками.
В стене, украшенной золотой вязью, напротив кровати имелось окно. Размером оно было побольше, чем в гостевых «номерах», а обрамляли его шторы из той же ткани, что и обивка беленьких пуфиков и низкого диванчика.
Потолок оказался самым интересным. Словно кто-то надул гелием сотню крошечных розовых, белых и золотых воздушных шариков и отпустил. Они, словно живые, плавали, толкались и пытались найти себе место у меня над головой.
В общем, царила здесь атмосфера нежной романтики.
Само собой, первым делом я сунула свой нос везде и всюду. Убедилась, что на стеллаже одежда и обувь, которую мне купил Ньевор, в ящиках – его же подарки, а в ванной – мелочи, нужные женщине, чтобы быть красивой. Прихватила чистое белье, халатик, тапочки, и, оставив шоша обдумывать нюансы общения с новой хозяйкой, убежала мыться. А когда вышла – сияющая и благоухающая – оказалась вовлеченной в активный процесс, именуемый «примерка».
То ли забыв о своих претензиях, то ли приняв мою правоту, а может, и то и другое, Таш деловито отодвинул лапой створку шкафа и приказал:
– Доставай!
– Все? – весело удивилась я.
– Самое красивое! – мотнул головой шош. – Я за тебя краснеть не намерен.
Пытаясь себе представить, как это выглядит на заросшей рыжей шерсткой мордочке, я послушно вытаскивала и прикладывала к себе наряды. К некоторым приходилось возвращаться дважды, потому что придирчивому стилисту хотелось их сравнить. В итоге выбор он все же сделал, хоть и поворчал, что до идеала сиреневому длинному платью из струящейся шелковой ткани все равно далеко.
Пользоваться косметикой Таш запретил категорически, заявив, что я хороша и в своем естественном виде. Распущенные волосы одобрил, буркнув, что, мол, незачем привлекать к себе лишний интерес. А на подходящие к наряду туфли, вернее, высокие каблучки лишь покосился, но комментировать не стал. Однозначно сработал принцип «красота требует жертв». Жертвой в данном случае было его спокойствие относительно моей устойчивости. Конечно, я и сама предпочла бы тапочки, но увы…