Высочество покривилось, но изволило.
"И где твоя дама, болван?" — это уже Гюнтер.
"Не могу знать, ваше высочество! Только что была тут… Прикажете обыскать дворец?"
"Ты идиот, фендрик?!"
"Виноват, ваше высочество!"
А сам и правда принял идиотский вид, встал навытяжку, ест глазами королевского наследника, как собака хозяина. И чем злее бранится Гюнтер, тем преданней фендрик на него таращится.
В общем, обошлось. Принц и мысли не допустил, что какой-то сопляк-гвардеец осмелится его дурачить.
Кайса слушала своего спасителя, то обмирая от страха, то прыская в кулачок, а в конце поцеловала от избытка чувств. Правда, всего лишь в щеку. Потом парочка осталась любезничать, а я пошла по своим делам.
Проследила за принцем Фьюго — он проводил время с молодыми ригонскими дворянами, ненавязчиво расспрашивая их о политике и владыках стихий. Выяснила, где комнаты баронессы Гелеоны Хендевик, и отыскала Шоколадку. Та познакомила меня с дымчатой кошкой по имени Муфта, живущей у жены гофмейстера.
Когда мы разговаривали, из-за двери высунулись две пушистые собачьи мордочки с круглыми глазками и маленькими черными носами.
— Спокойно, — объявила Шоколадка. — Это свои.
— Привет, — сказала я мордочкам. — Вас как звать?
Шоколадка и Муфта засмеялись.
— Это же собаки! Они говор-рить не умеют! Только гавкают и р-рычат!
Спорить я не стала. Но как мне учиться разговаривать с людьми, если я даже с собаками объясниться не способна?
Вечером мы с Кайсой впервые за долгое время сопровождали Камелию на свидание с Альриком. Король показывал невесте дворцовую коллекцию марин. Он был галантен, но то и дело бросал заинтересованные взгляды на юную фрейлину.
На следующее утро я первым делом пробралась к комнатам кавалера Болли, однако ничего интересного не увидела. Старая Гинаш поила Эмелону чаем, кормила конфетками и уверяла, что все будет хорошо. Когда пришел сам кавалер, я отползла поглубже, но он сразу удалился в другую комнату, и Гинаш последовала за ним, а барышня Эмелона подперла щеку кулачком и пригорюнилась.
К баронессе Хендевик заглянул в гости Вильфред Клогг-Скрапп. Они выпили эйланского хереса, вспомнили старые времена, и баронесса незаметно перевела разговор на Камелию. Расспрашивала о ее детстве, об отношениях в королевской семье…
— Младшая дочь, — вздохнул Клогг-Скрапп. — Пока Небер не отметил Ками даром моря, Бертольд просто не обращал на нее внимания. А ведь она самая светлая из его детей. Если бы не эта любовь…
Глаза герцога потемнели, на лице промелькнуло виновато-болезненное выражение.