— У нас нет ни армии, ни магии, ни денег, — уже без учительской интонации даже не сказал, а вздохнул Этьен. — Пока что мы можем только убегать.

— Не люблю занудных речей, — встряла Магали и я сразу поняла по тону, что она не на моей стороне, — но мы и правда ничего не можем сделать. Победить у нас нет сил, а если сдадимся — нас казнят вместе с Лирэном.

— Сестра, — услышала я незнакомый молодой голос и лишь через секунду вспомнила, кто это. Терсан, мальчик-трамвайчик, — сестра, маршал отдал свою жизнь, чтобы ты спаслась. Ты не можешь спасти его жизнь, отдав свою, только опечалишь его перед смертью, показав, что жертва была напрасной. Не будь настолько жестокой!

Ох, братик, хороший удар в спину! Насквозь.

На секунду я ощутила себя жителем Города, брошенным на горячий песок, без бутонов и лепестков, на медленное задыхание.

— Алина, — голос был настолько ровен и спокоен, настолько лишен привычного старческого дребезжания, что я не сразу узнала Луи, — мы посовещались и решили: лепесточники уходят с пустоши через подземелье. Мы приютили тебя с твоим… — Луи на секунду запнулся, потом продолжил: — с твоим пасынком. Настало время тебе отплатить за благодеяние.

— Позвольте, — заметила Магали, — разве она не спасла вашу жизнь два дня назад? Благодеяние уже оплачено.

— Ты пойдешь с нами, — продолжил Луи, обратив внимание на реплику лекарки не больше, чем на стрекот ночного насекомого.

— А если не пойду? — спросила я спокойно, удерживаясь, чтобы не взорвать притихшую ночь диким криком.

— То мы поведем тебя или понесем, — так же спокойно сказал Луи.

— Кто вам дал на это право? — возразила Магали, но я ее почти не услышала.

Ненавижу, когда мне угрожают. Даже самые лучшие друзья. Если они — особенно. У меня даже обида растворяется и я превращаюсь в соображательно-боевую машину.

Тотчас же я рухнула на землю. При этом горько подумав: приходится, как и в плену у добродетельника, прибегать к хитроумной йоге.

— Не дышит, — охнула Магали, склонившись надо мной. — Пульс есть, но слабый.

— Могу дышать, могу не дышать, — произнесла я с улыбкой, усаживаясь в позу лотоса. — Подхватите меня насильно, понесете. А я буду дышать только для себя. И когда будем проходить эпицентр вашего проклятия, посмотрим, кто выживет, кроме меня!

Это был блеф? Да! Я блефовала, и отчаянно. Не надо меня загонять в угол! Не надо угрожать, и тогда буду милой подругой. А так — звиняйте!

— Мама, — сказал Нико, — мама, ты меня бросишь? Мама, ты меня не любишь?

Нет, ударов в спину до этого не было. Вот он, самый страшный.

А если самый страшный выдержу, то значит — победила.