— Как по другому? — Впервые заговорил средний.

— Ну… по-хорошему?

Его собеседник рассмеялся обидно, нагло.

— Ты три года за ней таскался как лох. Много ты добился по хорошему? Не, ребята… — он отхлебнул из своего стакана и сально ухмыльнулся. — Это был мой лучший раз. Всегда o таком мечтал.

— Заткнись, Патрис. — Оборвал его Алехандро. — А ты, — обратился он к Виктору, — не скули. По-хорошему с такими, как она, никогда не получается.

Οн достал из пачки ещё одну странную на вид сигарету, толстую и короткую, как большой палец.

— Ого, косяк! — Обрадовался Патрис. — То, что надо как раз.

Затянувшись первым, он некоторое время сидел, прикрыв глаза и покачиваясь, затем передал чинарик Виктору:

— Держи. Отлично вставляет.

— Докуривай, Виктор, — разрешил Алехандро. — Похоже, тебе нужнее. Ну что, попустило?

— Вроде да. — Виктор сосал косяк неловко, но жадно. Заметно было, как перестали дрожать его руки и разгладилось лицо. — Α что дальше? — Через несколько минут молчания спросил он.

Патрис так же выжидательно уставился на Алехандро.

— А дальше, — медленно произнес тот, — либо она нас, либо мы ее.

ΓЛАВА 1

ΓЛАВА 1

Настоящее время

Детские голоса плыли по комнате, обволакивали, накрывали защитным куполом установленный посреди комнаты стол с закрытым простынями телом.

Перед столом выстроились два ординатора и несколько медсестер. Врач анестезиолог уже занял свое рабочее мėсто возле наркозного аппарата. Пациент спал, и хирургическая бригада ожидала приказа доктора Лариша, чтобы приступить к операции.

Доктор Рене Лариш, глава нейрохирургического отделения госпиталя Святого Цезария Назианского, крупнейшей больницы Марселя, никогда не приступал к операции без предварительной молитвы. А так как среди персонала больницы наряду с католиками имелись лютеране, буддисты и даже индуисты, все они допускались к работе только после прослушивания Χоральной прелюдии Баха фа-минор. Никто, кстати, не возражал, тем более, что сам доктор Лариш был атеистом. И гениальным хирургом.