Все точно так же, как у меня в душе. Только в душе света было еще меньше, нежели в моем новом пристанище. Последнем пристанище.

Впрочем, я была рада оказаться в тюремной камере. Это было облегчением. Ведь даже солнечный свет сейчас казался бы издевкой, как и дуновение ветра или пение птиц. Как и все остальное, что продолжало жить, цвести, пахнуть. Словно… Словно ничего не случилось, словно все осталось как прежде… Словно Арденс был все еще жив.

Но он погиб. Сначала я не верила, просто не могла поверить. Вот только удар Дракоморта я не перепутаю ни з чем. И его щиты, сила — они не могли просто так исчезнуть. Даже если представить, что Арденес вдруг снял их сам… Я просто знала, я чувствовала, что сердце Арденса уже не бьется.

Всевидящий! И все же я целую ночь беспрестанно прокручивала в памяти свои ощущения, пытаясь убедить себя, что мне показалось, что это было неопасное для жизни ранение, которое излечат мои целительские заклинания, встроенные в щит Арденса… Я хотела себя обмануть, но даже тогда не увидела ни проблеска надежды.

Я слушала шуршание крысы и не понимала, как она может куда-то бежать, так спокойно и собранно заниматься своими делами. Разве теперь они имеют хоть какое-нибудь значение?

Конечно, за стенами тюрьмы изменилось… ровно ничего. Жизнь Араты течет, как и за день до того, как будет бурлить и завтра. Все останется неизменным. И это было противоестественно и непонятно. Или же нет — теперь я была противоестественна этой реальности. Я просто не могла продолжать существовать в мире, где больше не было Его.

Ведь для меня изменилось все. Даже прием пищи. Подозреваю, что та каша, которую здесь называли едой, в принципе была холодной безвкусной жижей, но, клянусь, даже "прелестные деликатесы" из королевского приема не принесли бы мне радости. Разве что тот, любимый десерт Его Бывшего Королевского Величества… Ох, я даже сожалела, что Гершандт не поделился этим убийственно вкусным лакомством со мной.

Стоит ли удивляться, что я почувствовала нечто сродни облегчению, когда прочла краткий приговор — смертная казнь.

— Леди Анна, это вам печенье от дочери, старшенькой моей. Полночи у плиты простояла. Она, правда, передумала вам передавать, так как оно подгорело, но я все равно взял для вас пару. Она ведь так верит в вас.

Я с трудом взглянула на охранника, что принес мне приговор на ознакомление, удивляясь, что он еще тут. Я не могла разглядеть его лицо, даже тусклое пламя свечи резало глаза. Мужчина, казалось, не собирался уходить. О чем он вообще говорил? Ах да, печенье. Гвареец протягивал мне мисочку с угощением и, очевидно, теперь ждал, пока я попробую творение его дочери.