Я прикрыла глаза и вдохнула колючий горный воздух, как никогда наслаждаюсь его морозной свежестью. Когда же я их вновь открыла, в них осталось лишь спокойствие и уверенность, что теперь все будет хорошо. Да, Урх побери, все будет хорошо… Нет, Арденс жив, а значит — все и так уже хорошо.

— Будете так любезны проводить меня? — я улыбнулась широко, открыто насмехаясь над отцеубийцей. — Видите ли, я здесь впервые.

Я снова насладилась, замечая, как Филипп скукоживается под моим взглядом и старается держаться подальше. Жалкое зрелище. Впрочем, подозреваю, сейчас он опомнится и решит доказать свою мужественность каким-нибудь незатейливым способом: либо унижением, либо рукоприкладством. Не дожидаясь, когда это подобие короля, да и мужчины, определится с выбором, я развернулась к нему спиной и отчаянно шагнула навстречу судьбе, которая скрывалась за спинами более дюжины вооруженных до зубов гвардейцев.

Как только я шагнула к гвардейцам, они расступились и я ахнула: мне открылась потрясающая картина. И дело было вовсе не в горном пейзаже, на который я уже налюбовалась из Драковой крепости во время однодневной войны. Черно-белые снежные горы, глубокое синие небо, а внизу… Внизу будто разлилось красное море. Ниже крепости Висельников и до куда хватало глаз — были люди в алых одеяниях или с алыми повязками. При чем, среди них были и мужчины, и немало. Должно быть, многие не поверили версии Филиппа об отравлении его отца, и все несогласные присоединились к Алым протестанткам.

Целое войско гвардейцев сдерживало людей, но оно выглядело весьма немногочисленно на фоне многотысячной толпы. Думаю, Филипп уже сожалеет, что выбрал такое открытое место казни, а не какую-то огражденную тремя стенами тюрьму.

Но что было не менее удивительным, такое же красное море было и по ту сторону Дракового ущелья. Я сначала не поняла, кто были те люди… Но по методу их построения догадалась, что это курсанты Императорской академии в новой алой форме. Где-то там Кит… Да, точно, без него явно не обошлось. И Ребекка…

Я сглотнула подступающий к горлу ком и часто задышала, унимая поднимающееся волнение. Я должна быть сильной. Пока я не повернусь лицом к этому Урховому ущелью, никто не должен увидеть мой страх. Только нужно поспешить. Надолго моего самообладания не хватит.

И я начала спуск.

Люди внизу молчали. Тишина была оглушающей и неестественной. Такой напряженной, как бывает после потрескивания лука, когда лучник натягивает его до предела, прислоняет к тетиве стрелу и замирает. Стрелок задерживает дыхание, видя перед собой лишь свою цель, а потом отпускает палец. Раздается выстрел и жужжание стрелы. Жертва уже обречена, хотя даже пока не догадывается, что она жертва.