‒ У тебя на заставке мое фото?

Чтобы не быть голословным, Гэл просто достал сотовый. И, когда экран зажегся, я увидела снимок – я в том самом кафе, где Галлахер рассказывал мне идеи о любви втроем. На мне клетчатый наряд, берет на столе рядом – мы собирались отправиться в магазин грампластинок. Я помнила. Когда он успел щелкнуть это фото? На нем я воздушная, но чуть задумчивая, с прядью волос, ласково обвившей щеку из-за ветра…

‒ Он по нему тебя нашел.

Молодец этот рыжий.

‒ Вы… собирались… оставить меня, подписавшись на войну… ‒ Внутри булькнули возмущение и желчь. – Как вы могли… Вас бы там…

‒ Положили? – вступил в разговор Эйс. Помолчал. – Мы были на таком взводе, что это не нас бы там положили, это мы бы там…

«Навели свои порядки».

‒ Даже если так. Не в «мой век».

‒ Мы согласны, ‒ отозвался Арнау за обоих и улыбнулся.

Я уткнулась в его плечо подбородком и спросила:

‒ А что ты сказал мне в баре? Когда вы вернулись… ‒ «Тоже тебя люблю», я помнила. Я запомнила эти слова на всю жизнь. – Может, повторишь?

‒ Повторю, не сомневайся. – Он был насмешлив и серьезен. – И не один раз.

Очередная волна, согревающая изнутри. Омывающая, латающая, ткущая меня новую и целую. Нет, мы больше не будем испытывать обратную сторону Контура на прочность, иначе он разрежет на лоскуты нас всех. Лучше мы исследуем те самые бесконечные пики любви, о которых говорил Гэл.

Ехать с ними домой в «Барионе» – отдельный вид удовольствия. Привычное мне заднее сиденье; спокойный Коэн за рулем. Всегда стабильный, нерушимый Эйс рядом.

Я так и не могла от них оторваться: одну руку держала на плече Галлахера, касалась пальцами теплой шеи, гладила ее; вторая рука на плече Арнау – тот сжимал мои пальцы своими.

‒ Кстати, мы забыли тебя кое о чем спросить…

‒ О чем?

‒ Ты теперь миссис Галлахер-Арнау или Арнау-Галлахер?

‒ Галлахер-Арнау. – Я даже не задумывалась.