Найрин вспомнила вечер перед отъездом.
Агата — бледная черноволосая женщина в сливовом платье, ходила за спиной волостного. Мужчина как обычно был пьян. Найрин даже не помнила, когда в последний раз видела его трезвым.
— Ты скоро станешь старой девой, Нари, — причитала Агата. — Тебе стоит устроить свою жизнь, а не сидеть на шее отца.
— На шее? — девушка не поверила своим ушам. — Я уже больше двух лет управляюсь с поместьем и волостью, пока ты пропадаешь на приемах, а отец не слазит со стакана. Ты не посмеешь выгнать меня, Агата.
— Клайд, ты слышишь, твоя дочка уже возомнила себя волостной. Нари, волос длинный, а ум короткий.
Отец что-то согласно промычал, взмахнув пустым стаканом. Агата перегнулась через его плечо и ловким движением подлила жидкости из бутылки.
— Видишь до чего отца довела? — взмахнула рукой мачеха. — Клайд, ты помнишь, что у тебя долги перед Фольским князем?
— У нас и перед Дольским князем долги, — поддакнула Найрин, намекая на транжирство мачехи, но она лишь отмахнулась, нависнув над мужем и продолжая говорить:
— Так вот, Клайд, твоя любимая супруга смогла договориться о прощении нам долга. Взамен на брак с твоей дочерью. Фольскому князю нужна тихая и послушная невестка.
— Что? — возмутилась девушка, небесно-голубые глаза испуганно расширились. Она в надежде глянула на отца, но того больше интересовало содержимое бокала.
— Договор уже подписан, — мстительно улыбнулась мачеха.
— Ты не могла, — неверяще прошептала Найрин, отступая назад. Но сама понимала: могла, еще как могла. У Агаты было трое сыновей от волостного, но по закону наследовать право на земли должен был старший ребенок. В случае Найрин — ее муж, если его титул оказался бы ниже ее. Потому мачехе было жизненно необходимо сплавить падчерицу в хорошие руки. Что она и сделала, подделав подпись своего мужа, благо за столько лет она делала это профессионально.
— Ты отправляешься завтра же…
После этого были сборы в дорогу, разговор с кормилицей, которая, путаясь и вздыхая, пыталась объяснить юной госпоже как следует вести себя с мужчиной в первую брачную ночь. Братья, которых девушка любила вопреки всему, носились по дому и тоже не понимали, что происходит и почему все так ошеломлены и расстроены. Управляющий выписал Найрин документы, скупо обнял и долго держал за плечо, говоря, что ему очень жаль прощаться так рано, но подросшие птички всегда покидают гнезда.
Воспоминание растаяло, оставив соленый привкус на губах.
Найрин плакала редко, даже в день отъезда она сдержанно со всеми попрощалась, ради приличия обняла мучающегося похмельем недовольного отца и села в карету. Только спустя полчаса она все же не выдержала и разрыдалась.