— Ты так говоришь про каждую.

Диего перевел взгляд на Лину и махнул хвостом по привычке — так подзывал своих собратьев, но вспомнив, что она язык его тела читать не умела, махнул уже рукой.

Картина получилась не совсем уж достоверной. Будь она большой, то там любую родинку можно было добавить. А так лицо Лины в большинстве своем прикрыто волосами, а у Диего шерсть была написана крупными мазками. Но это не значит, что она была плоха, о нет! Пропорции все учтены, и художнику даже удалось успеть захватить момент заката, который поджигал блузку Лины, добавляя яркости в картину.

— Хороша, — подтвердил свое заключение Диего. — Принеси завтра. Заплачу.

— Ну, спасибо, что хоть завтра! Я уж боялся, сейчас меня её заставишь обрабатывать.

— Нравится? — Но он старика и его недовольство уже не слышал. Когда подошла Лина, Диего отступил, чтобы теперь она могла оценить работу мастера.

У нее сильно затекли ноги от долгого сидения в одной позе, и подошла она с трудом. Нелестные комментарии художника настораживали. Но стоило ей увидеть картину, как тут же забыла обо всем. Ее первая картина! Пусть лица почти не видно, но все равно понятно, кто изображен. На глаза то и дело норовили навернуться слезы.

— Нравится, — тихо подтвердила Лина. Уж очень хотелось потрогать себя, но как только вытянула руку, старик на нее резко шикнул, и она даже сделала шаг назад, пряча руки за спиной, чтобы ей их не оторвали. Она повернулась к Диего с улыбкой и ещё раз сказала: — Мне нравится. Очень.

Жаль, что повесить на стену смогут только завтра, но бедного старика мучить ещё больше не хотелось. Тем более Лина уже успела понять, какой у него вредный характер. Зато потом каждый вечер за чашечкой чая сможет любоваться картиной, пока Диего нет рядом.

— Фу! Вояки, что с вас взять? Говно от конфетки отличить не могут.

— Ты опять нарываешься на комплименты? — прорычал Диего, когда старик собрал кисточки в контейнеры, и как раз в эту секунду он резко развернулся и замахал перед мордой оборотня грязной и мокрой кистью с красной краской, отчего сам вожак аж уши прижал, лишь бы в них не попало.

— Я не нарываюсь! Я знаю, что я лучший! Я обслуживаю всю королевскую семью! Великий портрет короля Генриха был писан вот этими руками, невежа! А знаешь, почему я лучший? Потому что такое дерьмо сжигаю сразу и рисую до тех пор, пока мне не понравится!

— Спасибо, что я не король. Мне и этого хватит.

— Вот потому к тебе в гости и не хожу! Позор! Мой личный позор! Вот помрешь, Диего, на поле боя, сожгу твой дом вместе со всем этим позором!