Тельман трясёт головой, словно пытаясь вытряхнуть сорные слова, но их, этих слов, таких липких и сладких, с привкусом гнили и плесени слишком много.

— Я не знаю, как!

— Как угодно! — огненное кольцо сжимается, тянется к магичке. — Они услышат тебя. Ну же, давай! Давай! Крейне умерла. Её прекрасное тело сожрут пустынные твари… Зови!

И Тельман… кивает.

Глава 62. Криафар

"Нет!"

"Нет", — вот что я хочу сказать Тельману. Вот что я должна, просто обязана ему сказать! Но изо рта — нечеловеческого, неуклюжего рта — вырывается только какой-то жалобный невнятный писк.

А черноволосая девушка на его руках по-прежнему кажется неподвижной тряпичной куколкой.

"Нет!" — я то ли пищу, то ли шиплю, то ли хриплю, не в силах ни пробиться сквозь огненную стену, ни произнести что-либо членораздельное, человеческое, подпрыгивая на коротких лапках лизара, пятясь скорпиутцем, извиваясь випирой, но всё это не привлекает внимание Тельмана. Другие твари отпихивают меня, наваливаются своими острыми колючими тушами, лапы скрипят по камням, сдавленные писки и шипение перекрывают мой голос, взывающий к нему, и я могу только бессильно наблюдать, как искажается торжествующей улыбкой прекрасное, несмотря на каменную проплешину, лицо Огненной Лавии, как пламя разгорается всё сильнее. Я не слышу тех слов, что произносит Тельман, его губы подрагивают, и я надеюсь — эта надежда огромна, гораздо больше, чем моё тщедушное тельце, чем моё слабое новое сердце размером с напёрсток — я надеюсь, что Лавия ошиблась. Что духи-хранители не услышат Тельмана, что они — глубоко спящие в недрах земли — не пробудятся, потому что…

Потому что всего этого просто не должно случиться! Во всем виновата одна безумная магичка, а я, я жива, я ещё здесь, ничего ещё не потеряно! Я же могу вернуться, и тогда…

На открытых участках кожи Тельмана, точно отдохнув и собравшись с силами, вспыхивают золотые руны. Он весь горит чистым золотом, не прекращая обнимать моё прежнее человеческое тело, а его губы шевелятся, говоря, говоря, говоря…

Если даже я не слышу этих неправильных, навязанных ему слов, то как могут услышать и поверить им спящие глубоко в недрах земли боги?

Я не могу закрыть глаза или уши. Я вижу, как Лавия наклоняется к Тельману, тянет его за прядь волос, чувственным и одновременно каким-то плотоядным тягучим движением. Прижимается к уху и шепчет что-то, а он не сопротивляется. Его лицо перепачкано в пыли, песке, слезах и крови.

Он начинает говорить громче, громче и громче, почти кричит, а я так и не могу разобрать слов.

Внезапно я понимаю, что тела подземных тварей больше не сжимают меня со всех сторон, наоборот — я остаюсь чуть ли не в одиночестве, а те, кто так похож на новое пристанище моей скиталицы-души, убегают, расползаются прочь, торопясь покинуть каменное подземелье. Даже не успеваю подумать, почему: это чуткое тело мгновенно улавливает подземную дрожь, конвульсивные пульсирующие толчки, и первый порыв — бежать со всех лап вслед за остальными, не думая, не разбирая дороги…