Собеседник дернул плечом.

— Это регулярный ритуал.

Амелия помолчала.

— Через девять дней он явится ко мне снова и потребует информацию, — призналась затем.

Монтегрейн тоже не выглядел удивленным.

— Дайте, — ответил равнодушно.

Что ж, то, что ей не придется придумывать уловки для встречи с главой СБ, было облегчением. Она так устала от лжи…

Обняв себя за плечи, Амелия отвернулась и шагнула к озеру ближе. Поддела носком сапога круглый камень, и тот с плеском скатился в воду, обдав обувь и подол юбки брызгами.

— Мэл? — позвали сзади.

Она обернулась, скорее инстинктивно, нежели обдуманно, и лишь потом сообразила, как к ней обратились.

Отец всегда звал ее ласково — Мэлли.

Так вышло, что младшие воспитанницы приюта стали называть ее «тетя Мэлли», и она не стала их одергивать из-за того, что это обращение напоминало о родителях и доме.

«Мэл» юную Амелию звали подруги.

Так, когда никто не слышал, всегда называла ее добрая верная Клара, горничная и самая близкая подруга юности, с которой в последний раз она виделась, отбывая из Южного округа на собственную свадьбу. Клара умерла при родах через несколько лет после отъезда Амелии из отчего дома, а Эйдан даже не позволил ей поехать на похороны.

Так звала ее Элиза Форнье, единственная подруга, как она тогда думала, в огромном недружелюбном Цинне.

Так порой звал ее Седдик и его помощницы в лазарете…

Никто, ни одна живая душа, не называл ее так очень давно.

И сейчас это забытое обращение всколыхнуло такую бурю чувств, что в горле запершило от невыплаканных слез и не сказанных вовремя слов.

Должно быть, стоило возмутиться, сказать что-то вроде: «Не смейте меня так называть!» Или: «Какая я вам Мэл?!» Но вместо этого она лишь ответила:

— Да?