— Превосходно, — согласился Монтегрейн. — Спасибо.

Амелия улыбнулась.

— За что? Я правда считаю, что ее место здесь.

— Именно за это, — отозвался супруг, обнимая Мэл крепче и чуть покачивая в своих руках.

С портрета на стене на них смотрела первая леди Монтегрейн, в девичестве — Анабель Ласкес. Найденный в Цинне художник был столь любезен, что сумел исправить старый портрет Анабель, внеся изменения в соответствии с замечаниями Рэймера. Амелия никогда не встречалась с первой женой своего мужа при жизни, но он утверждал, что теперь сходство было абсолютным.

Когда Мэл предложила повесить на стену не только ее собственный портрет, но и вернуть туда изображение Анабель, Рэймер, казалось, искренне удивился ее желанию, однако ему было приятно, она видела по глазам.

И теперь в конце портретного ряда сразу за изображением Луисы шел портрет Анабель, затем самого Рэймера и последний — Амелии. И если портретом своей предшественницы Мэл искренне любовалась, то собственным…

— Я на нем слишком красивая, — вздохнула она, глядя на себя, изображенную в изумрудно-зеленом платье на фоне садовой беседки и с белой розой в руках.

Пока Мэл позировала, цветок норовил засохнуть раз пятнадцать как минимум, и ей постоянно приходилось освежать его магией. Как все-таки хорошо, что такие портреты рисуют один раз и на всю жизнь — во второй раз она ни за что бы не согласилась так долго сидеть на одном месте.

— А вот и нет, — не согласился Рэймер. — Ты абсолютно такая как в жизни.

— Я не такая яркая.

— Ты еще ярче. — И имел он в виду явно не косметику.

Амелия улыбнулась, окончательно расслабляясь в любимых руках.

— Ты сегодня в Цинн?

— Угу, — отозвался Монтегрейн ей в волосы. — И планирую забрать тебя с собой.

— Что мне там делать?

— Быть моей поддержкой и опорой.

Она снова не сдержала улыбки.

— У меня тут сад, — сказала чуточку капризно.

По правде говоря, за последние месяцы сад за домом разросся до такой степени, что грозился поглотить не только особняк, но и весь Монтегрейн-Парк.