А Лжец продолжал наступать.

– Ты права, теперь на нас смотрит много людей, но будь я проклят, если мне не насрать. Твои женские мозги больше всего на свете заслуживают того, чтобы вылететь нахрен из черепной коробки. И поверь мне, дорогая, теперь мы с тобой враги. Я не успокоюсь, пока не перегрызу зубами твою тоненькую шейку. Вы, бляди, в последнее время стали забывать, с кем живёте на этой планете. Особенно сейчас, когда…

– Она долго кричала? Думаю, очень долго. Звала на помощь своего любимого папочку, может, молилась Богу, но всё равно утонула. – Катя не отпускала взгляд Лжеца. Не отпускала. – О, пиво, наверное, было вкусным. Вкуснее чем жизнь собственной дочери, раз ты решил поглушить его вместо того, чтобы присматривать за ребёнком. Но не это тебя пугает больше всего. Больше всего тебя пугает то, что ты ничего не почувствовал, когда узнал об её смерти. Ни-че-го.

Лжец вновь поднял пистолет. И на этот раз не собирался опускать его просто так.

– В этой хреновине ещё шесть патронов. Хочешь попробовать свинец на вкус, а? Продолжай пиздеть, и я спущу курок ровно шесть раз, а потом перезаряжу обойму и закончу только тогда, когда по твоему черепу можно будет кататься. А то что ты женщина Феникса… – Теперь они стояли вплотную. Каждый из них мог говорить так, чтобы его слышал только собеседник. – Ты написала милый стишок своему покровителю. Жаль, я не успел прочитать его полностью, уверен, там много интересного. Но ты наверняка забыла написать, какая ты на самом деле шлюха, которую выдрали, прижимая к дереву. Напиши Женечке стих о своих похождениях. Пусть он узнает правду о Вавилонской блуднице.

И прежде чем Катя успела бы что-то ответить, Лжец выхватил из её руки сложенные листочки и мгновенно отскочил на несколько шагов. За пару секунд он порвал их и продолжал рвать на мелкие кусочки, отходя назад. Сначала Катя собралась накинуться на него, но замерла, когда услышала звуки рвущейся бумаги: ещё, ещё и ещё. Мышцы разом парализовало. Ноги будто приросли к полу. Впервые в жизни ТАКФ резко всё внутри заполнила пустота. Ни воздуха, ни чувств, ни бурлящей крови – ничего не было внутри. Кромешный туман, в котором кто-то невидимый, не останавливаясь, рвёт бумагу: хрясь, хрясь, хрясь… С каждой паузой становилось хуже. Катя смотрела на осыпающиеся белые кусочки и видела на них синие буковки, которым теперь никогда не суждено превратиться в слова. Стих, где была вся душа. Стих любимому. Лучшее творение в жизни…и самое прекрасное, что выходило из-под рук. Красота, умещённая в строки. Красота, созданная любовью.